Убегай! - Харлан Кобен

Ди Ди широко улыбнулась.

Эш смотрел на нее.

– Ты, – сказал он.

Она развела руками, подтверждая, что он понял ее правильно.

– И в символе в самом деле есть эта чушь насчет мужчины, а теперь вот и женщины?

– Нет, Эш, конечно нет.

Эш скорчил гримасу, видно было, что он ничего не понял.

– Это просто последняя, – пальцами Ди Ди обозначила кавычки, – «интерпретация».

– Так, выходит, ты знаешь.

– Что знаю?

– Что все это чушь.

– Нет, Эш, ты опять ничего не понял. Повторяю, как и всякий другой, я беру отсюда только то, что мне нужно. И это меня подпитывает. Моя вера не становится слабее оттого, что я понимаю: учение не нужно воспринимать буквально. Наоборот, она становится еще крепче. Это дает мне в руки власть.

– Другими словами, – сказал Эш, – ты нашла способ встать во главе своей секты.

– Это твоя точка зрения. И ты имеешь на нее право, – ответила Ди Ди и посмотрела на часы. – Пошли. Уже пора.

Она двинулась вверх по склону. Эш пошел за ней.

– Эти наши заказы, – сказал он. – Это они вдохновили Истинного, и он придумал новую… мм… интерпретацию в твою пользу, так?

Ди Ди продолжала идти не останавливаясь.

– Неисповедимы пути не только Господни, – сказала она.

– Профессор ван де Бик? – спросил Саймон.

– Прошу вас, зовите меня Луи.

Выглядел ван де Бик совершенно так же, как и на своей страничке с биографией: молодой, по-мальчишески обаятельный, гибкий, стройный и подтянутый. Как и на фотографии, на нем была черная, плотно облегающая футболка. В момент рукопожатия взгляд его упорхнул куда-то в сторону, но он успел одарить Саймона лучезарной улыбкой. Небось, на студенток действует неотразимо, осуждающе подумал Саймон. Может быть, и на его дочь. Или это мысли сексиста?

– Я очень сожалею о Пейдж, – сказал ван де Бик.

– В каком смысле?

– Простите?

– Вы сказали, что сожалеете. О чем конкретно?

– Но вы же сказали по телефону, что она пропала.

– И именно об этом вы сожалеете, Луи?

Саймон проговорил это таким тоном, что Луи съежился, и Саймон сразу обругал себя за то, что был слишком напористым.

– Ради бога, простите меня, – мягко произнес он. – Просто… в мою жену недавно стреляли. В мать Пейдж.

– Что? О, это ужасно. Она…

– Она в коме.

Краска отхлынула с лица профессора.

– Привет, Луи! – послышался голос.

Это его заметили двое студентов – между прочим, оба юноши, – поднимающиеся по ступенькам Библиотеки Лоу. Они остановились, ожидая ответа, но их приветствие осталось незамеченным.

– Луи! – проговорил второй студент.

Саймон терпеть не мог, когда к профессорам обращались просто по имени.

Ван де Бик словно вышел из транса, в который его вогнал Саймон.

– О, привет, Джереми, привет, Дэррил.

Он заулыбался, но видно было, что улыбка натянутая и он серьезно встревожен. Смущенные студенты продолжили свой путь.

– Вы хотели рассказать мне о чем-то, – напомнил ему Саймон.

– Что? Да нет, это ведь вы присылали мне сообщения.

– Да, но когда вы перезвонили, то дали понять, что у вас есть что рассказать.

Ван де Бик принялся жевать нижнюю губу.

– У Пейдж вы были любимым профессором, – добавил Саймон. – Она очень вам доверяла.

Эта информация, в лучшем случае полученная из третьих рук, тем не менее, скорее всего, соответствовала действительности и была, как минимум, лестной.

– Пейдж была чудесной студенткой, – отозвался тот. – О такой мечтает любой преподаватель.

Чувствовалось, что эти слова он повторяет довольно часто, но прозвучали они вполне искренне.

– Так что же случилось тогда? – спросил Саймон.

– Не знаю.

– Я привез к вам умную, любознательную девушку. Она никогда до этого не жила одна, далеко от дома и семьи, среди чужих людей, – сказал Саймон, и его захлестнули чувства, не так-то легко поддающиеся описанию, – смешение ярости, печали, сожаления и отцовской любви. – Я доверил ее вам и надеялся, что вы о ней позаботитесь.

– Мы стараемся, мистер Грин.

– Однако неудачно.

– Вы ничего об этом не знаете. Но если вы приехали, чтобы порицать…

– Нет, это не так. Я приехал потому, что хочу найти ее. Поэтому прошу вас…

– Но я не знаю, где она.

– Расскажите мне все, что помните.

С возвышения, на котором они стояли, он посмотрел на людей внизу.

– Давайте пройдемся, – сказал ван де Бик. – Не очень удобно беседовать, стоя на этих ступеньках.

Он стал спускаться. Саймон не отставал и шел рядом.

– Как я уже говорил, Пейдж была очень хорошей студенткой, – начал он. – Чрезвычайно активной в учебе. Впрочем, многие дети так начинают. Слишком горячо берутся за дело. Хватаются за все подряд, за любую возможность, все хотят успеть. Горят на учебе… как свечка с обеих сторон. Вы помните свои студенческие годы?

– Помню, – кивнул Саймон.

– Позвольте спросить, где вы учились?

– Здесь.

– В Колумбийском?

Они пересекли Университетскую аллею и направились к Библиотеке Батлера.

– А оказавшись здесь, уже знали, кем хотите стать?

– Понятия не имел. Начинал с технических дисциплин.

– Говорят, что колледж открывает перед тобой целый мир. В каком-то смысле это, конечно, правда. Но в большинстве случаев бывает как раз наоборот. Ты приходишь сюда, уверенный в том, что, когда выйдешь отсюда, тебе все будет по плечу. Выбор у тебя богат до бесконечности. На самом же деле с каждым проведенным здесь днем твой выбор сокращается. И ко времени окончания реальность как будто схлопывается.

– Какое отношение это имеет к Пейдж? – спросил он.

Улыбаясь, профессор смотрел на него в упор.

– Она проделала все это быстро. Но наилучшим образом. Она почти сразу нашла свое призвание. Это генетика. Она хотела стать врачом. Лечить людей, как ее мать. И нескольких недель не прошло, а она уже поняла это. И стала посещать мои занятия, очень часто, приходилось даже ограничивать ее рвение. Она хотела понять, какой выбрать курс, чтобы стать моей ассистенткой. Мне казалось, что у нее все очень хорошо получается. А потом вдруг все изменилось.

– Как именно?

Он продолжал идти, не останавливался.