Дорога в небо - Ирина Молчанова

Пилатесса гневно швырнула в нее гребень, но фея ловко увернулась и с упреком заявила:

– Успокойся, эти наглецы нанесли тебе оскорбление, ничего удивительного, что ты жаждешь их покарать. А то, что станут болтать подданные, – Эдлая покачала головкой, – кто-то может подумать, что повелительница недостойна чести занимать трон, а кто-то…

– Умолкни! – взвизгнула принцесса. – Не хочу ничего слушать, ты мне надоела! – Она принялась круговыми движениями растирать виски, а фея обиженно надула губы и плюхнулась на перила.

– Действительно, что-то не так с твоей памятью, ты сама меня позвала, и я вот уже битый час выслушиваю твои причитания!

Пилатесса застонала.

– Мне нужен врач, срочно, пока я окончательно не сошла с ума!

Эдлая неопределенно хмыкнула:

– Тесси, может, не стоит так драматизировать… я хочу сказать…

– Что это за жуткие крики?! – перебила повелительница, непонимающе вертя головой.

– Какие еще крики? – изумилась фея.

– Ты что, глухая? Вот, послушай! – Пилатесса подняла кверху указательный палец.

– Ничего не слышу… – Эдлая резко осеклась, и глаза ее расширились. – Ты о тех криках, с площади? – Фея непонимающе заморгала. – Так ведь там по твоему приказу секут плетями башмачника!

– Ах, ну да, башмачник… помню, – рассеянно кивнула принцесса и, взглянув на блестящую от солнца воду озера, неожиданно поморщилась и воскликнула: – Ну сколько же можно его сечь! Лети туда немедленно и скажи, чтобы прекратили!

– Что… что сделать? Лететь… сказать… что сказать? – ошеломленно залепетала Эдлая.

– Дорогая, у тебя сегодня проблемы со слухом! Я сказала уже, мне невыносимо слушать, как стонет этот несчастный!

– Тебе? Невыносимо?! – Фея нахмурилась. – Да, я слетаю, а ты… ты пригласи пока врача, что-то неладное с тобой творится… – Эдлая еще несколько раз повторила: «врача» и упорхнула.

Пилатесса посмотрела на свои руки, унизанные кольцами.

– Секут… плетями, какой ужас! По моему приказу, ну надо же… Как я могла такое допустить? – Она вернулась в свои покои и подергала за шнурок с золотым колокольчиком. В ту же секунду большие дубовые двери открылись – вбежала Саин.

– Вы звали, ваше величество? – Щеки служанки, как обычно, пылали румянцем, а печальные карие глаза смотрели так взволнованно, что Пилатесса не выдержала и сказала:

– Саин, душенька, не нужно так пугаться, я вызвала тебя лишь для того, чтобы ты пригласила ко мне врача.

– Врача? – дрожащим голосом переспросила служанка. – Ваше величество себя плохо чувствует?

Принцесса опустилась на постель.

– Я чувствую себя странно… Очень странно. – Пилатесса вскочила и принялась мерить шагами комнату. – Я взволнована, – сообщила она, останавливаясь перед портретом родителей. – И расстроена, – обернулась повелительница к служанке. – А еще, – посмотрела она на влетевшую в комнату фею, – внутри все горит.

Эдлая зависла в воздухе и, переведя дыхание, объявила:

– Все, я все сказала, башмачник отпущен домой.

– Бедняга, – обронила повелительница. – Саин, дорогуша, к нему тоже пригласи врача.

– Да, но… Боюсь, у башмачника нет денег, чтобы оплатить врача, – тихо проговорила служанка, медленно пятясь к дверям.

– Что за вздор! – рассердилась Пилатесса. – У меня есть казна, там немерено денег, из нее и заплатите!

– Простите, простите, ваше величество, но вы строго-настрого запретили брать оттуда… Я… я… – Голос Саин задрожал, и по щекам потекли крупные слезы.

Принцесса всплеснула руками:

– Дорогая, ну зачем эта сырость, не нужно, я не терплю этого! Прекрати немедленно! Не могу видеть твоих слез!

Служанка, всхлипывая, пообещала:

– Я все сделаю, ваше величество, все сделаю, только не гневайтесь и не волнуйтесь.

Служанка убежала, а Эдлая приземлилась на столик, где стояла шкатулка с драгоценностями, и, опершись на нее, зевнула.

– Надеюсь, ты не забыла, что собиралась сегодня на площади зачитать какую-то свою очередную мудрость.

– Помню, – соврала Пилатесса и взяла со столика толстую книгу. – Можно ехать прямо сейчас.

В сопровождении Эдлаи принцесса вышла из замка и остановилась, залюбовавшись дорожкой из самоцветов и залитой солнцем пристанью. Внезапно ее взгляд замер на погасшем камне.

– Ой, смотри, а этот не горит!

Проходивший мимо слуга упал на колени и громко заголосил:

– Пощадите, ваше величество, не углядел, сейчас же заменю, сию минуту! Можно?!

– Конечно можно, подымитесь, я вовсе не злюсь.

Не обращая внимания на ошалелый взгляд, которым проводил ее слуга, Пилатесса прошла до пристани и с помощью другого услужливого слуги устроилась на мягком сиденье водной коляски.

– Ты правда не сердишься из-за камня? – недоверчиво спросила Эдлая.

– Конечно нет, что за ерунда!

– Ну не знаю, ерунда или нет, но ты казнила месяц назад своего слугу за проступок куда меньший.

– В самом деле? – Принцесса рассеянно смотрела по сторонам и благосклонно кивала приветствовавшим ее с берега подданным, совсем не слушая болтовню феи. В ее мыслях прочно засели беглецы, точнее – беглец. Сказать, что ее интересовала беглянка, было бы ложью. Ее исключительно занимал сероглазый мальчик, который так дерзко бросил ей вызов, а потом сбежал, оставив последнее слово за собой.

– Тесса, ты слышишь меня?! – возвысила голос Эдлая.

– Слышу, – буркнула принцесса, позволяя молодому слуге помочь ей сойти на берег.

– Так что же ты думаешь?

– Да, я с тобой полностью согласна!

– Что-то я не пойму, ты ведь еще пару дней назад мне запретила!

Пилатесса раздраженно покосилась на летевшую рядом фею:

– А мы вообще о чем говорим?

– О конкурсе талантов, о чем же еще!

– Эдли, участвуй где хочешь, только оставь меня в покое! – отмахнулась принцесса.

Она делано улыбалась подданным, расступавшимся перед ней, ни на секунду не переставая думать о мальчишке. Всходя по мраморным ступеням на трибуну, откуда так часто оглашала новые законы и зачитывала разные важности, Пилатесса силилась вспомнить, о чем собиралась сегодня говорить собравшимся. В голове был кавардак. Она размышляла о том, что мог подумать сероглазый Руслан, увидев ее в этом чудесном зеленом платье из нежнейшего шелка, или как бы он улыбнулся, прикажи она накрыть для него самый шикарный во всем королевстве стол. Думала о чем угодно, но только не о речи, которую от нее ждали, затаив дыхание.

Тишина давила на уши, Пилатесса положила на трибуну книгу и открыла ее в том месте, где лежал засохший цветок. Неделю назад она написала новый закон, осталось только прочитать его и можно дальше сколько угодно думать о бессовестном преступнике и дезертире.