Воды любви (сборник) - Владимир Лорченков

– Да когда ж я отсюда уеду? – сказал он.

…Сгорбившись, побрел с пепелища к дороге. Неслись по ней мерседесы. Смотрела мужу вслед окаменевшая от горя Стелуца. Летало над березами воронье. Вот одна ворона, самая наглая, на гарь опустилась. Ударилась оземь, обернулась тройкой удалой. Помчалась. Вихрь подняла. Закружились вновь над пустырем пепел да перья. Закрутились яблоки по двору черному, словно по тарелке волшебной Василисы-чаровницы. Посветлела тьма, огонек голубой на ней замерцал. Потом и тьма прояснилась, загорелся двор светом круглым, ровным, нездешним. Побежали по нему люди нарисованные, купола собра Василия Блаженного расцвели. Побежала внизу строка горящая.

«live broadcast of the Olympic Games… live broadcast of the Olympic Games… live broadcast of the Olympic Games…»

Тут на сцену и выходит он. Наш, народный. Певец людей, десятки лет костьми своими мостившими БАМ, заводы и цеха Заполярья, каменистые дороги Афганистана. Мужественный, как морщина советского сварщика, сводившего болты над Днепрогэсом. Любимый, как чеканный профиль товарища Ленина, чье дело извратил негодяй Иосиф Сталин, которого очень своевременно разоблачил на Съезде Народных Депутатов товарищ Хрущев. Эх, кабы не Сталин, все бы пошло у нас по-нашему, по-ленинскому… Да что о нем, впрочем. Несмотря на то, что всякое было, сумел советский народ подняться, отряхнуться, и продолжить стремление к светлым заветам Ильича, похаянным Сталиным, и позже преданным сукой этой, Горбатым. Иуда, развалил страну. Да, правда. Были и такие. Замаскировавшиеся враги, подонки. Но народ ведь, народ… В массе своей он был, товарищи, за-ме-ча-те-ль-ный. Мы верили, стремились, строили, охраняли. И были у нас свои певцы. И какие!

Вот лучший из них и выходит передо мной на сцену.

Гляжу на него, родного, и чувствую, как слезы на глазах выступают… Наш. Заслуженный, советский. Родной. Иосиф Виссарионович Кабыздон. Выходит по-мужски. По-нашему, в раскоряку. Сразу видно, яйца есть. У меня, как и у всего зрительного зала, в груди захолынуло. Схлопнулось, а потом раздвинулось. Будто шторка в душе малюсенькая, а за ней дверца, как в произведении про трудящегося Буратино, пера выдающегося красного графа, Алексей Толстого. Вот, еще один пример того, каких титанов рожала великая советская цивилизация трудящихся, освобожденных от веков косности и мрака очистительной волной советской революции. Таких, как Иосиф. Наш. Кабыздончик.

А он на сцене уже, под шквал аплодисментов – нашу, народную, Исполняет.

Слова народные, музыка народная. «Je t’aime ma cher».

Мы, собравшиеся, ветераны Комитата Государственной Безопасности Республики Молдавия, встали, аплодируем, подпеваем. А Кабыдзончик выводит чистым голосом своим, кристальным, хрустальным… словно журавлиная стая курлычет, над родными болотами пролетая. Глубокий символизм в этом всем есть. Летит стая журавлей, летит, как бы дает понять нам своим глубоким голосом русский певец Кабыдзон. Не может, не может она, эта стая, приземлиться на свои родные болота, потому что оккупировали их немецко-фашистские оккупанты. И летят журавли дальше, на юг, в Ташкент. Эвакуируются и поют… И все это, всю эту эк-зи-стен-ци-аль-ную драму передает нам одним лишь голосом своим, движением брови своей, наш выдающийся поэт и певец, Иосиф Виссарионович Кобзон.

Поет он:

– Там та там та дам там

Па па ра па пам

Шай на на най нананана на на най

Пым пым пым пым

Пы пы пы пырыпыпы

Шай дидада шай дидада шай дида да

Тым ты дым ты дымц дымц

Ша на ра на на. Ша на ра на

Эпа ица эпа на

Эй нари на… На на ри на на на на

Хопа хопа, хопа хопа, хопа хопа!

Цымбы цымбы а лю ли на най не не

Не не ыха, упа ыха нари нэ

Чуба чуба, упа чба дабли ду

Д уду ту ру д уду дуру най нананаааааааа!!!

– А теперь все вместе! – кричит.

И мы, хором:

– Дры дры дры

Дрыдрыдрыдрыдрыдрыдрыдрыдры-ы-ы-ыды

Дыдыдыдыдыды, дыдыдыдыдыды

Дыдыдыдыды

На нанай

Пырым пырым пырым пым пым пым

Упц упц упц дыбадыба ды ды бы ды дыы-ы-ыба

Дири нананана диринананана дири нананана

Нанай шалапа шопа упа!!!

Как поем! Как он поет! Найнанана! Душевно поет.

Зал хлопает, стоим, плачем все. Лицо от слез мокрое, брюки тоже насквозь промокли. Брюки это из-за катетера. Он, сука, то и дело вылетает. Что поделать! Молдаване так и не сумели добиться высокого уровня медицины и здравоохранения. Зря мы им независимость подарили. А что делать, выбора не имели. Темницу народов, Рашку, рушить надо было окончательно. Вот и разрушили. Ценой чего? Жизни своей, здоровья своего. А ради чего? Ради притесненных народов! Освободили мы их от самодержавия, от царя этого проклятого, Николашки! И пускай, что мы за это сейчас жизнями своими платим…

Да-да, не преувеличиваю я!

Раньше как было? В МССР в госпиталь для ответственных товарищей ложусь. Вокруг – хирург Абрам Яковлевич Мендельсон, анестезиолог Ибрагим Фарихович Шмеерзон, и даже медсестра Циля Яковлевна. Народ культурный, обхождение имеют. На стол положат, ногу этак культурно подернут, руку помнут. Капельницу поставят, таблеточку в рот сунут. И все с обхождением. Вежливый, восточный народ. Главное, еще и к культуре тянулись. Врач тебе не просто пальцем в заднице ковыряет, но еще и новый роман буржуазного писателя Бредбери расскажет. Медсестра журнальчик тайком принесет, с повестью «Красное колесо». Ты ее за это, понятное дело, жахнешь. По-нашему, по-революционному, по-товарищески. В смысле, даром. А она, дура, и этому рада. Анестезиолог вечерком в палату заглянет с лимончиком, сахарком, да кофейком. Достанем из-под кровати бутылочку коньяку, раздавим. За «Динамо» поговорим, обсудим Луиса Карвалана… А там и медсестра заглянет… Вот как было. По-людски было. Да еще и лечили, потому что у всех специальность была.

Молдаване же неблагодарные всех повыкидывали!

Уезжайте, мол, оккупанты проклятые! А мы и сами с усами! Правда, жидковаты усы у них оказались… Понасажали везде своих, деревенских. В больницах, в милиции, в аппарате правительства. Сидит такая прошма с деревни, ни бе ни ме, хмурая… Гавкает что-то на свом непонятном языке, жестами показывает, ложись, мол. Рак, ангина, проказа – без разницы. Аспиринку всегда дает.

Никакого обхождения, никакого уважения к тем, кто им страну, независимую Молдову, подарил – к КГБ МССР.

Но что делать, надо, надо было потерпеть. Вот только катетер выпадает. Но я, если что, пальцами там внизу пережму, да как-нибудь перетерплю. Оглядываюсь. Весь зал, в едином порыве, поет, что-то в паху пережимая. А что делать. Как говорится – постарели мои старики. Все мы ветераны, всем глубоко за семьдесят. Кто-то и старше! Я, например, всю войну прошел. Пока отцы и деды молодчиков, – которые нынче по московскому метро с фашистскими лозунгами бегают, – прохлаждались в снегах Заполярья, болотах Белоруссии и степях Курска, да на берегах Волги, мы, патриоты своей страны люто сражались за нее на вышках ГУЛАГа. Так и сломили целку Гитлеру. Отсюда и пошел разгром фашистской Германии. А сейчас… Эх, да что тут говорить. Я лучше спою. Тем более, что и Иосиф Виссарионович наш на сцене голос возвышает. Поет: