Воды любви (сборник) - Владимир Лорченков

– Я-я-я-я-бла-а-ани на-а-а-а снегу-у-у-у, – пел он.

– Яблони на снегу, – пел он.

– Что мне бля ними делать, – пел он.

– Я уже-е-е не-е-е-е-е м-а-а-а-а-гу-у-у-у, – пел он.

Как бы и вправду не случилось чего, подумал Ион. Глядишь, в самом деле не сможет. Так оно и случилось. Женя Муромов, наш, народный певец, выводивший хриплым голосом свой легендарный хит про яблоки, а желтой струей из ширинки – матерное слово на снегу у беседки – не выдержал, и рухнул в сугроб.

Прямо в тот, куда метил.

– Желтый снег, серый лед, – вспомнил некстати Ион песню другого выдающегося певца, гостившего на даче хозяина.

Того звали Витя и фамилия у него была какая-то корейская. Тоже любил петь, когда по малой нужде приспичит. Говорил, оттого в записи в студиях его голос и звучит так а-у-тен-тич-но, напряженно, взрывно, протестно. По-революционному! Поэтому и не отливал никогда на записях и по-большому не ходил. Терпел. Жертва ради искусства! Еще что-то говорил, Ион уже и не помнил. Во-первых, корейский он знал плохо, а во-вторых, русский – не лучше. Приходилось верить странному корейцу Вите на жест. Слава Богу, недолго. Витя, выпив лишку с хозяевами, пошел купаться на реку, да утонул в проруби. До весны его подо льдом держали, а как лед пошел, вынули тело, сунули в «Жигули» сраные – странная марка, думал Ион, слушая хозяина, – и столкнули на дороге с КАМАЗом. Получилось очень даже романтично, говорил хозяин. Но на всякий случай Иону рассказывать о случившемся гостям запретил.

Гости, впрочем, на Иона никакого внимания не обращали.

Молчаливый, трудолюбивый молдаванин, служивший на даче состоятельного москвича Сергея Минаева истопником, ремонтником, дворником и садовником, примелькался. Был кем-то вроде садового гнома. Платили ему немного, часто задерживали… А куда идти, подумал с горечью Ион, вытаскивая из сугроба певца Муромова. Спрос на работу нынче значительно превышает предложение, как объяснил ему хозяин, растолковавший заодно, почему винный завод Иона в родном Комрате никогда уже не поднимется с колен, и искать работу дома незачем. Ведь хозяин был специалист по винному производству и по поднятию с колен. Это в свободное от работы время! А работал он специалистом по укреплению связей общественности с патриотическим бессознательным. В телекомпании «Раша Естердей» видеоблог вел. Про американцев, которые гадят великой стране, не дают провести Олимпиаду как следует, и вообще смертную казнь не отменили.

…яблоки, яблоки, думал про себя Ион, оттаскивая мертвецки пьяного Муромова на чердак, проспаться. На первом этаже шумели гости. Вся, как обозначил ее хозяин, правоохранительная тусовка. Ион вспомнил таблички с именами для парковки. Софико Шеварнадзе, Ризвата Гариадзе, Гиболтода Ишванашвизвизданили, Тина Хачапури, Маргарета Симоньянц-Билдык-Оглыева, Борис Чхартакунин, Владислав Дудаев, Виктор Шендерадский… Цвет русской нации! По крайней мере, хозяин так сказал. Посетовал еще.

– Люди уважаемые, с Востока, – сказал он.

– Знают толк в кухне, в еде, – сказал он.

– А мы, москвичи, мы, русские свинорылые, – сказал он.

– Их пластмассовой едой мучаем, – сказал он.

– Резиновые помидоры, ватные кабачки, – сказал он.

– А яблоки?! – сказал он.

– Где он, настоящий налив? Антоновка? Симиренка? – сказал он горько.

– Одно турецкое говно, – сказал он.

– Вот и зовешь людей, а сам сжимаешься, как ягодицы гомофоба на гмальчишнике… стыдишься… – сказал он.

– Что за страна, – горько сказал он.

– Одна нефть есть, да и та чересчур жирная, – сказал он.

Вынул лицо из горстки кокаина, на столе возвышавшейся. Втянул воздух, выглядя крайне изумительно – словно изумило его что-то. Шмыгнул. Сказал:

– Ничего у нас не осталось, Ион, – сказал он горько.

– Ни лесов, ни Янтарной комнаты, ни полей, ни автопрома… – сказал он.

– Одна радость… гордость за страну, – сказал он.

– Да и ту пендосы украсть хотят, – сказал он.

– С факелом олимпийским вместе, – сказал он.

– В смысле не факел с пиндосами заодно, – сказал он.

– А пиндосы против факела замышляют, – сказал он.

– Заодно против чести, – сказал он.

Подумал, еще лицом в гору белую упал. Сказал, прямо в стол:

– Хуже только, в Молдавии вашей наверное, – сказал он.

– Ни вина у вас не осталось, ни хера, – сказал он.

Ион хотел было поспорить насчет вина: сам осенью, на побывке, тонну домашнего каберне надавил… Да потом вспомнил, что хозяин просто так разминается перед съмками и не любит, когда с ним разговаривают. Ведь у него не ток-шоу, – переходил он на корейский, – а моношоу. В формате программы, однако. Какой программы, и почему однако, Ион так и не понял. Просто покивал, и стал подметать в комнате. Бережно протер пыль на корешках книжных. То были все труды хозяина.

«Дух и из зада дышит: настоящий человек как артефакт»

«99 рублей – one time не плагиат»

«The соски: как причмокивать, дегустируя вино»

«Этот день победы: порохом propah»

«Советская Atlantida – ковырни поглубже, узнай побольше»

Книги свои хозяин очень любил, и не позволял Иону сжечь все те экземпляры, что лежали в коробках в подвале. Говорил, что со временем его, как например, Булгакова, поймут и оценят. Что именно, и почему «булгаков», Ион не знал. Просто протер корешки получше, чтобы в доме все блестело и хозяин заплатил, наконец, за последние три месяца работы. И теперь, в самый разгар вечеринки все норовил попросить у хозяина денег при всех. Когда вокруг были гости, хозяин щедро бросался пачками денег. Правда, потом норовил отобрать. Так что следовало ловить момент. Ион укрыл певца Муромова получше, и прислушался к звукам, несущимся из трубы. Говорила какая-то баба, визгливо, отрывисто. Маргарета Симоньянц, понял Ион. Такой голос разве забудешь…

– Нет, и не просите, – говорила баба со слезой в голосе.

– Только не эти ужасные яблоки…. средней русской полосы.. – говорила она, под одобрительный смех гостей.

– Лучше ваты в рот напихать, – говорила она.

– Яблоки, настоящие, они растут только в Армении… на озере Севан, – говорила она.

– Спелые, райские, сочные, – говорила она.

– Ешь и словно детство по рукам течет, так сладко… – сказала она.

Гости зааплодировали.

– Верно, верно, – сказал кто-то.

– Настоящих, фермерских, яблок, тут разве найдешь? – сказал он.

– Резиновая-резиновая, – сказал кто-то.

– Так испокон веку было, у них еще в 16 веке яблоки херовые были! – крикнул кто-то, кажись, Чхартушвидзе.