Veritas - Рита Мональди

Опоздание между тем становилось все более существенным, другие кареты тоже вынуждены были остановиться из-за процессии. Их пассажиры опустились на колени прямо внутри карет. Народ на улице бросал на них враждебные взгляды. Если бы мы были в предместье, где нравы всегда несколько круче, чем в городе, их, вероятно, силой заставили бы выйти и броситься на колена.

По звуку колокольчика (это я знал по собственному опыту) все жители окрестных домов прекратили работу, чтобы присоединиться к ритуалу.

Даже труппа театра марионеток, только что дававшая смешное представление, окаменела словно по волшебству: когда мимо проходила святая святых, мошенники превращались в примерных верующих.

Едва набожное шествие скрылось за углом, все вернулись к своим прежним занятиям, словно ничего и не произошло.

– Нет, я понимаю, что при игре в карты или кости рискуешь всем и теряешь все. Эти игры тем и славятся, что ведут к разорению, – сказал я Симонису, когда коляска снова пришла в движение. – Но шахматы? Кто же позволит добровольно обобрать себя шахматисту?

– Думаю, Христо мог бы рассказать вам по этому поводу гораздо больше. Хотя все знают, что шахматы – самый возвышенный и благородный из всех видов времяпровождений. Многие утверждают, что шахматы по причине своей утонченности являются единственной игрой, которая годится для князей и королей. Вы наверняка слышали, что среди венской знати существует мода брать уроки игры в шахматы, так же, как прежде музыки, философии или медицины.

И действительно, во время проверок дымоходов в домах богатых людей всегда можно было увидеть, что в салоне стоит шахматная доска из искусно инкрустированного дерева или из красивых камней.

– Лучшие шахматные фигуры сегодня делают в Лионе, Париже или Мюнхене, – добавил мой помощник. – А до войны самые красивые даже импортировали в Вену. В любом случае шахматы все больше превращаются в игру для богатых. Христо даже дает уроки, если, конечно, ученики хорошо платят. Если же он играет на деньги, его партнером часто является зажиточный молодой господин. Поэтому Христо в принципе очень хорошо зарабатывает.

– Однако такие люди, как Христо, то есть профессиональные игроки, должны иногда и проигрывать.

– Нас, студентов, защищает особое законодательство. В древней привилегии герцога Альбрехта от 1267 года записано, что студент во время игры может проиграть только те деньги, которые есть у него с собой, и не имеет права ставить ни свои книги, ни одежду. Кроме того, выигрыш в игре считается действительным только тогда, когда присутствует кто-то, кто регистрирует ставки игроков. А поскольку Христо играет без него, то в тех немногих случаях, когда проигрывает, он приводит в свое оправдание это обстоятельство, о котором его партнеры по игре не знают. И не платит. Если проигравший – не благородный человек и возмущается по поводу того, что его обманули, то может случиться и так, что он станет мстить.

Мы уже достигли Леопольдинзель на другом берегу одного из рукавов Дуная, то есть того квартала, где с завтрашнего дня будет размещаться посольство аги. Проехав по длинной алее, мы пересекли по мосту реку Донауканал, которая отделяет Леопольдинзель от обширных охотничьих угодий Пратер.

Должно быть, Христо собирался сказать нам что-то очень таинственное и срочное, подумал я, если велел приехать сюда, к лесу.

Мы пересекли мост, проехали мимо виллы благородной семьи Гекельберг по правую руку от нас и мимо владений благородного семейства фон Левентурм, расположившихся по левую руку, и приблизились к обширным землям Пратера.

Сразу за мостом мы остановились, мы были одни. Мы с Симонисом вышли из коляски. Пеничек остался сидеть на козлах и кивнул, когда мой помощник приказал ему не двигаться с места до нашего возвращения.

Зимняя погода заставила улицы опустеть, особенно эти, расположенные неподалеку от холодных лесов и мокрых лугов.

– Ворота заперты, – указал я на большую дверь.

– Конечно, господин мастер, это императорские охотничьи угодья. Следуйте за мной, пожалуйста, – сказал он и пошел вдоль правой стороны забора.

– Мы с Клоридией когда-то проходили через эти ворота и провели здесь почти целый день, – заметил я.

– На пары почтенного возраста лесничие закрывают глаза. Но в целом вход для простого народа запрещен. Только его императорское величество, дамы и кавалеры, императорские советники, канцеляристы и придворные чиновники имеют прав входа на эту территорию. Кстати, именно Максимилиан II превратил Пратер в большие охотничьи угодья, которыми он теперь и является. Он просто приказал объединить земельные участки, которые прежде были сами по себе. Раньше, к примеру, некоторые участки принадлежали монастырю Химмельпфорте. Монахини владели половиной Вены.

– Точно, они владеют и виноградником в Зиммеринге, неподалеку от Места Без Имени.

– Здесь, в Пратере, – продолжал рассказ мой помощник, – Максимилиан велел заложить большую алею, которую вы наверняка видели во время своего визита.

Итак, мы снова шли по следам Максимилиана II, хозяина Места Без Имени, подумал я. Кто знает, быть может, это знак судьбы.

Наконец Симонис остановился и указал мне на место в палисаде, где через широкое, скрытое за кустом отверстие, можно было попасть внутрь.

– Дети, живущие на Леопольдинзель, пользуются этими отверстиями, когда хотят поиграть или покататься на санках в Пратере. Вынужден признать, что мы с друзьями тоже так поступаем, – скромно заметил Симонис.

Едва мы пролезли в щель, как нас встретил невероятный, просто идиллический пейзаж. Все угодья были покрыты толстым слоем снега. Верхушки деревьев пронзали молочную необозримую небесную даль, все, казалось, растворялось в снегу, и то, что летом было зеленой землей и синим небом, объединилось теперь под снежно-белым сверкающим покровом. В этом сказочном мире скрывались фазаны, косули и олени, добыча охотничьего общества императора.

– Странно, – сказал Симонис, – оглядываясь по сторонам, – Христо уже давно должен был быть здесь. Из-за проклятой процессии я теперь не знаю, это мы опоздали или он.

– Вот следы, – заметил я, когда прошло несколько минут тщетного ожидания.

И действительно, в мозаике следов и полос, видневшихся за потайным входом, отчетливо проглядывали свежие человеческие следы. Пока мы исследовали их, снег пошел гуще.

– Как думаешь, Симонис, это могут быть его следы?

– Судя по величине стопы, господин мастер, вполне.

И мы пошли по следам, хотя из-за все гуще и гуще падавшим снежинок это становилось все труднее и труднее.

У нас оставалось очень мало времени, скоро следы должно было замести совсем. Они вели направо к длинной, обрамленной двойным рядом деревьев аллее, которая, насколько я знал, тянулась через весь Пратер к Дунаю. Но в самом начале аллеи виднелось ответвление влево.

– Он не повернул ни направо, ни налево, – пояснил Симонис, разглядывая следы, – он пошел между этими двумя путями. Видите, расстояние между следами становится больше?