Черный кот на рояле, или В возбуждении уголовного дела отказать - Григорий Башкиров

– Вот именно, – она говорит очень тихо, – возможности не было. Семен вцепился в меня, как бульдог какой-то, от себя не отпускал, контролировал каждый мой шаг. Он сразу пригрозил, что если я только попробую хоть кому-то рассказать, он убьет меня. Вы же знаете, у него был пистолет.

– Откуда у него пистолет?

– Я точно не знаю, но, по моему мнению, где-то купил. Хотя об этом он не рассказывал.

– А где вы с ним познакомились?

– Я уже в точности и не помню. Кажется где-то на улице. Он сам ко мне подошел.

– И вот так сразу жить к вам переехал?

– Почему же сразу. Мы встречались. Он мне нравился. И потом я женщина разведенная. Никаких преград к совместному проживанию не видела.

– Хорошо. Расскажите подробнее об убийстве Воронцовой.

Рита тяжело вздыхает. Закуривает очередную сигарету.

– С Ларисой я познакомилась в больнице. Подружились. После больницы мы какое-то время регулярно перезванивались, но потом, не знаю по какой причине, общаться перестали. И вот встречаемся с ней в универмаге. Мы обе обрадовались, как дети. Посплетничали немного, но Лара торопилась и пригласила в гости. Я. ничего не подозревая, рассказала о ней Сене. Что муж моряк и все остальное. Он сразу же попросил меня взять его с собой. Мне было очень неудобно перед Ларисой. Я ей позвонила и спросила разрешения прийти к ней, как представила Семена, с женихом. Она не возражала и, мне показалось, что даже обрадовалась. Когда мы пришли, то сначала все было очень хорошо. Сидели на кухне, пили кофе. Но потом Семен ушел в комнату. Как он сказал, чтобы не мешать нам. Я слышала, что он включил телевизор. Потом Ларисе что-то понадобилось взять и она ушла. Я услышала громкие крики и выбежала с кухни, но было уже поздно. Лариса, вся избитая, лежала в кресле… – Гейнрих навзрыд плачет.

Я не верю ни одному ее слову. Мне непонятно одно, как нагло и откровенно она перевела все стрелки на Семена. Что интересно, и Разин на допросах твердит только о своей виновности и то по одному эпизоду. А Рита? Так ничего не знала она. Попросил он один раз посидеть в кафешке с приезжим товарищем и все. Потом припугнул, чтобы молчала.

В кабинет заходит Орловский. Рукой сигналит мне, чтобы отправлял даму в камеру. Я вывожу Риту и передаю дежурному по ИВС.

– Ну что, все врать продолжает? – зевая, спрашивает Миша.

– А ты на что рассчитывал? Объявит себя организатором?

– Хитрая она баба, – Орловский улыбается, – а мы хитрей.

– Проясни.

– Я сейчас с Зинкой пообщался. Так вот, «колонула» она ее. Ты же Зинулю знаешь – ушлая, как сто китайцев. Обыграла все так, что та сама с разговорами к ней полезла. Зря, что ли трое суток мы ее выдерживали. Пару раз даже Зинка ее одергивала. Мол, что это ты, девушка ко мне подкатываешь? Уж не подсадная ли? Короче, прониклась Ритка к ней. Сейчас дни напролет шепчутся. Так вот Сеня этот – дезертир. Мало того, на нем еще два трупешника в армии. После чего он и ударился в бега. Как Ритка говорит, он всю «муть» на себя брать будет. Они при задержании как-то умудрились договориться. В нем она уверена, поскольку этот идиот влюблен по уши и упертый до крайности. Поэтому особо не переживает. А сейчас мы с Максом потолкуем и дернем к Сенечке. Только ответа дождемся от товарищей. Я по «ВЧ» уже связался. Обещали в пять минут все выяснить.

Миша звонит по телефону дежурному по изолятору и просит привести Разина. В ожидании задержанного, пьем чай с овсяным печеньем, которое Орловский просто обожает.

Макс не упорствует и на удивление быстро колется на эпизод с азербайджанцем, земляком Тофика. Информацию об его кончине воспринимает спокойно.

– Так не хотел я его убивать. Слегка по черепу заехал. Кто знал, что так получится.

Между тем, разбой с квалифицированными признаками налицо. Мы с Мишелем удовлетворенно переглядываемся. Далее Макс не запирается и выдает еще несколько эпизодов.

– А чего «темнить» – все равно докажите.

– Правильно думаешь, – говорит Орловский, – чистосердечное признание и помощь следствию…

– Да бросьте… – отмахивается Максим.

– Скажите, а гражданка Гейнрих принимала участие? – спрашиваю я.

– Она знала обо всем. Но ее сразу запугали. – Макс просит закурить.

Миша достает лист бумаги и Разин собственноручно записывает показания. Закончив, откладывает ручку в сторону.

– В камеру можно? Устал я.

– Может, хочешь чего? – Заботливо интересуется Орловский.

– Да нет, ничего не надо.

Макса уводят. Миша потирает руки.

– Поверь. Это еще не все! Как мы их вычислили! Класс!! – он явно торжествует.

– Кто это мы?

– Да ладно, вы, вы!! – машет руками Орловский.

– Миша, все это хорошо, но Марго сползает с крючка, неужели не видишь? Мухин же говорил, что она организатор, мозг…

– Да брось ты! – Миша настроен оптимистично, – никуда эта бандерша не денется. В любом случае зацепим ее капитально, не соскочит, как в прошлый раз. Сейчас главное – есть за что зацепиться. Между прочим, – он подмигивает мне, – такая женщина… При других обстоятельствах непременно познакомился бы поближе.

– Кое-кто уже познакомился…и где они?

– Не будь фаталистом.

Отрывистыми резкими гудками зуммерит местный телефон. Орловский снимает трубку и тут же бегом несется в дежурную часть к аппарату «ВЧ». Я всегда удивлялся Мишаниной резкости и скорости его передвижения при довольно массивной фигуре и основательно выступающем животе. Минут через десять он просто врывается в кабинет, широко с грохотом распахнув дверь.

– Алес капут! Приплыл Сенечка! – Миша бросает на стол лист исписанной бумаги. – Все срослось. Вот же гад! Дезертировал и еще парочку младших командиров завалил. Тамошние товарищи, как узнали, что он у нас задержан, уверен, до сих пор скачут от радости. Говорят, направляем к вам старшего следователя по особо важным делам окружной военной прокуратуры. Целый полковник! Не шутка! А настоящая фамилия Семена – Горбатов. Вот такие дела. – Орловский явно позерствует. Заложив руки за спину, пару раз пересекает кабинет по диагонали и становится напротив меня. – Так какие будут у районного товарища предложения в свете вновь открывшихся обстоятельств?

– Слушай, Миша, не выпендривайся! А предложение будет одно. Ехать к Горбатову надо, прямо сейчас.

– Не надейся услышать возражения! – Миша набрасывает на плечи кожаную куртку. – Долго тебя ждать?

Яркий свет пробился сквозь прикрытые веки.

Он давно не спал. Это было не состояние недавно проснувшегося и нежащегося в теплой постели молодого, полного сил человека, оттягивающего момент окончательного пробуждения. Горбатов не спал вообще. Сон отвернулся от него с момента помещения в следственный изолятор. Он лежал с закрытыми глазами и думал, думал. Иногда, правда, забывался в течение нескольких минут. Нервная система требовала хоть какого-то отдыха. Сейчас предстояли обязательные мероприятия. Подъем, уборка камеры, утренний ежедневный «шмон», когда сотрудники службы безопасности изолятора выворачивали все наизнанку. Потом завтрак. Надо отдать должное, что кормили вполне удовлетворительно. Затем обязательная прогулка, обед, ужин и отбой. И каждый день одно и то же, к чему Семен привык. Периодически его посещал врач. Интересовался состоянием здоровья, замерял артериальное давление, прослушивал легкие. Спрашивал, имеются ли жалобы по содержанию. Горбатов никогда ни на что не жаловался и был всем доволен. Он вел себя спокойно и достойно, поэтому «цирики» прониклись к нему негласным уважением и не «доставали». Впрочем, и поводов он не давал. С его плеч свалился многотонный груз и, самое главное, в жизни была почти стопроцентная определенность. Облаченный в казенную робу ужасной буро-серой расцветки в поперечную полоску, он находился в одиночной камере, расположенной в самом нижнем ярусе огромного, красного кирпича, старинного следственного изолятора.