Венецианская блудница - Елена Арсеньева

Она давно привыкла утешаться русскими премудростями, мол,что сделано – то сделано, а все, что ни делается, – к лучшему, поэтому, призвавих сейчас на помощь, отогнала совесть и спросила девку вполне миролюбиво:

– Где же ты была все это время?

– Да я, барыня, думала, вы на меня сердитесь, – простодушновыпалила девка, не разгибая спины. – Господин Шишмарев сказывал, он все вамоткрыл… про нас со Степашею. Но ведь мы же хотели как лучше для вас же! КнязьАндрей – жених завидный, у нас в Казарине-Каширине все знаете как переживали,что у вас с ним дело не слаживалось! Мне Степаша мой так и говорил: мол,Фенька, коли ты барышню нашу любишь, ты ей помоги! А теперь смеется: всеполюбовно вышло!

Почему-то поначалу Лючия почувствовала лишь облегчениеоттого, что так легко узнала имена двух новых (вернее, старых!) персонажей еежизни. А потом ей стало смешно этой простодушной наглости: убедившись, что у«барышни» семейная жизнь складывается отменно, Фенька решила сыскать у неепрощения. Зачем? Убедилась, что жизнь в бегах не столь сладка? Свобода – штукаопасная, к ней тоже нужно привычку иметь, знать, как с нею обращаться! Можетбыть, Фенька со своим Степашею решили, что от добра добра не ищут? Ну что ж,вполне возможно. Лючию так и подмывало спросить, расплатился с ними все-такиШишмарев или дело так и кончилось посулами, но она не любила чужого унижения ипожалела девку, сказав только:

– Ну и чего ты бегаешь тут среди ночи? И встань, хватит наполу валяться!

Фенька с видимым усилием разогнула спину:

– Ох, свело костыньки, мочи нет! Я… нет, мы со Степашеючаяли: принесем вам вашу шкатулочку да поставим в вашу гардеробную тайком. Выутром глядь – а там украшения, что вы носили в девичестве, да жемчуга, матушкивашей, княгини Катерины, подаренье… Увидите это – и поймете, что Фенька неворовка, не преступница, а просто душа заблудшая, – ну и простите меня.Простите, барыня!

Она снова бухнулась на колени, да так споро, что Лючия неуспела бы ее удержать, даже если бы хотела. Но «барыня» и не шевельнулась, до глубиныдуши пораженная истиной, открывшейся ей в простых Фенькиных словах.

«Не воровка, не преступница, а просто – душа заблудшая».

Это же про нее! Это же она, Лючия, – душа заблудшая ! Ну чтож, разве не простит господь и ее, как прощал сонмы грешников? Всего-то и нужно:как-нибудь узнать, что Александра обрела покой… именно покой, ибо без негоневозможно счастье…

– Простите, барышня? – стонущий шепот вернул ее кдействительности, и она сердито отмахнулась локтем, продолжая прижимать к себешкатулку:

– Прощаю, ладно. Только вот что. Прощение мое заслужитьнадобно.

– Да барышня же! Да я все сделаю! – с готовностью вскочилана ноги Фенька.

Лючия приняла самый важный вид, на какой была способна.

– Поди немедля к пруду, но по пути отыщи где-нибудь длиннуюпалку. И бей по воде до тех пор, пока всех лягушек не прогонишь, поняла? Хотьвсю ночь по пруду колоти, а чтоб я ни одного квака больше не слышала!

И она поспешно повернулась, чтобы не видеть налившиесяизумлением глаза Феньки.

Ничего. Переживет. Уж лучше лягушек гонять, чем бытьвыпоротой на конюшне, чего она, разумеется, схлопотала бы от Александры. Иправильно… Может быть, все-таки послать Феньку на конюшню, под розги?.. Лючияприостановилась было, но облегчение оттого, что наконец-то удастся уснуть, былотаким огромным, что она только и могла, что поспешить в спальню.

Но все-таки перед тем, как задуть свечу и, шмыгнув впостель, прижаться к теплому, спящему мужу, она не удержалась и, открывшкатулку, вытянула нить розовых жемчугов.

Какая утонченная, редкостная красота! Подарок княгиниКатерины, значит. Ну что ж, тем больше оснований надеть эти серьги и этоожерелье завтра… на бал у Шишмарева. Жемчужно-серое платье с кружевнымисеребристыми вставками – и эти жемчуга… а-ах!

Она зевнула, захлопнула ларец, скинула пеньюар – и уснула,кажется, еще прежде, чем легла, успев, впрочем, сообразить, что лягушки умолкли.

Да, что говорить! Шишмаревка могла считаться местомзавидным, и, едва увидев роскошный господский дом, Лючия подумала, что имение,конечно, следует переименовать.

День, несмотря на июнь, выдался ветреный и прохладный, но вдоме и в огромной бальной зале поддерживали тепло красивейшие изразцовые печи.Зала была украшена миртовыми деревцами в полном цвету, хотя они уже отцвели вИталии и Франции давным-давно, да и в России минула пора цветения деревьев. Нослухи об искусстве шишмаревских садовников не напрасно ходили по округе!

Деревья, расставленные шпалерами, образовывали боковыеаллеи, между тем как среди залы оставалось довольно пространства для танцев.Эти боковые аллеи доставляли гостям возможность часто отдыхать, потому чтоукрывали от нескромных взоров. Красота, благоухание и тепло в этой сплошь белойроще, в то время как за окнами шумел под студеным ветром темною листвою зеленыйсад, казались чем-то волшебным и наполняли душу приятными мечтами.

В смежных комнатах гостям подавали чай, кофе и разныепрохладительные напитки; в зале гремела музыка и происходили танцы; аллеи былинаполнены изящными кавалерами и очаровательными дамами в таких роскошныхплатьях, что Лючия думала, будто попала в страну фей, и в ее мыслях весь вечербыл «Сон в летнюю ночь» Шекспира.

Не зря, между прочим. Чудеса начались с утра: Фенька большене появилась. «Не утонула ли, часом, в пруду?» – сердито подумала Лючия ирешила поведать о ночном происшествии Ульяне, которая готовила ей бальноеплатье.

Та была изумлена до остолбенения, но вовсе не внезапнымпоявлением Феньки и ее столь же внезапным исчезновением, а тем, что эта«стервозница» вернула барыне драгоценности, не сбежав с ними.

– Я всегда знала, что Фенька, да и Степка ее на рукунечисты, – призналась Ульяна. – Но умеют вылезти вовремя на барские очи,выставиться, а когда надо – будут тише воды, ниже травы. А что она уехала – такведь поняла: вы про всю эту историю небось князю расскажете, а он с предателямина расправу крут! Не сомневайтесь: Фенька со Степкою воротились вКазарино-Каширино и там сейчас у старой княгини, бабушки вашей, заступы ищут. Аколи она на вас сердита, то к ним, значит, будет милостива.