Дети крови и костей - Томи Адейеми

– В том храме.

– В Шандомбле?

Он кивает.

– Там мои способности усилились. Я пытался найти тебя и сел под изображением Ори, а потом… Не знаю, впервые почувствовал, что могу ее хоть немного контролировать.

Его сон. Вспоминаю, как мы оказались там в последний раз. Может, я что-то упускаю?

– На что это похоже? – спрашиваю. – Временами ты словно читаешь мои мысли, как книгу.

– Это, скорее, мозаика, – поправляет меня Инан. – Картинка не всегда четкая, но если твои мысли и эмоции сильны, я разделяю их.

– И так с каждым?

Он качает головой:

– Степень погружения разная. С остальными я будто попадаю под дождь. Ты как цунами.

Замираю от его слов, пытаясь вообразить, что он чувствует. Страх, боль от воспоминания о маме, которую тащат стражники.

– Это ужасно, – шепчу я.

– Не всегда. – Он смотрит на меня так, будто может заглянуть в душу, в самую сущность. – Иногда это изумительно.

От этих слов хочется петь. Выбившийся из прически локон падает на глаза. Инан заправляет его за ухо. Мурашки бегут по шее, когда его пальцы касаются моей щеки. Я отвожу глаза, стараясь не обращать внимания на гул в голове. Не знаю, что происходит, но не могу себе этого позволить.

– Твоя магия сильна, – возвращаюсь я к беседе. – Веришь ты в это или нет, она – часть тебя. Ты инстинктивно делаешь вещи, для которых другим магам нужны заклинания.

– Но как мне ее контролировать? – спрашивает Инан.

– Закрой глаза, – говорю я. – И повторяй за мной. Не знаю заклинаний проводников, но могу попросить помощи у богов.

Инан зажмуривается и крепко сжимает медную монетку.

– Все просто – Ори, ба ми соро.

– Ба ме сорро?

– Ба ми соро, – с улыбкой поправляю я. Меня умиляет, как неловко звучит его йоруба. – Повтори. Представь Ори. Откройся ему и попроси помощи. Вот что значит быть магом. Если боги рядом, ты никогда не будешь один.

Инан опускает глаза:

– Они действительно всегда с нами?

– Да. – Вспоминаю годы, когда отвернулась от них. – Даже в самые темные времена они не покидают нас. Верим мы в них или нет, у них всегда есть план.

Инан на секунду задумывается, сжимая в кулаке медную монетку.

– Хорошо, – кивает он. – Давай попробуем.

– Ори, ба ми соро.

– Ори, ба ми соро, – повторяет он вполголоса, перекатывая медяк на ладони. Сперва ничего не происходит, но он не останавливается, и воздух медленно начинает нагреваться. Слабый голубой свет исходит от его рук и, как дымок, скользит ко мне.

Закрываю глаза, и в обжигающем порыве мир уносится прочь, как в прошлый раз. Когда головокружение прекращается, я оказываюсь во сне.

Тростники щекочут ноги, но на сей раз я не боюсь.

Воздух во сне гудит, словно наполненный нежной мелодией, состоящей из переливов.

Мой мир поет. Под поверхностью озера я вижу гладкую кожу Зели.

Словно черный лебедь, она скользит по сверкающим волнам. Никогда не видел это лицо таким безмятежным, как будто на мгновение она освободилась от всех тягот мира.

Она ныряет и через несколько секунд вновь появляется на поверхности, подставляя лицо солнцу. Ее глаза закрыты, а ресницы такие длинные, что кажутся бесконечными. Локоны отливают серебром на темной коже. Когда она поворачивается ко мне, я замираю. На миг забываю о том, как дышать.

Как думать.

Однажды мне показалось, что эта девушка – чудовище.

– Знаешь, это жутко, когда ты так смотришь.

На моем лице появляется ухмылка:

– Пытаешься заманить меня к себе?

Она улыбается. Прекрасная улыбка, такая же яркая, как лучи солнца. Она ныряет, и я жажду вновь увидеть ее, почувствовать наполнившее меня тепло. Сбрасываю рубашку и прыгаю в воду.

Зели фыркает и отплевывается, когда ее накрывает волна от моего прыжка. Течение несет меня в глубину. Я гребу изо всех сил, пока не выныриваю на поверхность.

Когда отплываю от ревущего водопада, Зели оглядывается на лес позади. Кажется, что он простирается бесконечно. Гораздо дальше, чем на берегу озера в прошлом сне.

– Ты впервые купаешься здесь? – кричит Зели.

– Что меня выдало?

– Лицо, – отвечает она. – Когда ты удивляешься, оно становится глупым.

Мои губы расплываются в улыбке, которая все чаще появляется в ее присутствии.

– Тебе нравится меня оскорблять, да?

– Это почти так же приятно, как бить тебя посохом.

На этот раз ухмыляется она. Я улыбаюсь еще шире. Она подпрыгивает и плывет на спине мимо камышей и водяных лилий.

– Если бы я обладала твоей силой, проводила бы здесь все время.

Я киваю, пытаясь представить, как выглядел бы сон без нее. Из того, что создал я, здесь только высохший тростник. С Зели весь мир расцветает.

– Ты в воде как дома, – говорю я. – Удивлен, что ты не приливщица.

– Может, в другой жизни. – Она проводит рукой по воде, глядя, как та струится сквозь пальцы. – Не знаю, почему так. Мне нравились озера Ибадана, но с океаном ничто не сравнится.

Как искры, разжигающие пламя, меня охватывают ее воспоминания: глаза маленькой девочки широко распахнуты, она в восторге от бесконечных волн.

– Ты жила в Ибадане? – подплываю к ней, чтобы почувствовать больше. Хотя мне никогда не доводилось бывать на севере, воспоминания Зели такие яркие, как будто я уже там. Наслаждаюсь потрясающим видом с горной вершины, вдыхая холодный воздух. Ее воспоминания об Ибадане полны тепла, укутаны материнской любовью.

– Я жила там до Рейда. – Зели запинается, переживая его вместе со мной. – Потом… – Она качает головой. – Было слишком много воспоминаний. Мы не могли остаться.

Моя грудь наполняется бездной вины из-за запаха горящей плоти. Передо мной вновь возникают огни, на которые я смотрел из дворца, невинные люди, сожженные заживо у меня на глазах. Воспоминания, которые я подавлял, как магию, день, о котором хотел забыть. При виде Зели все возвращается. Боль. Слезы. Смерть.

– Мы не думали оставаться в Илорин. – Зели говорит, скорее, сама с собой. – А потом я увидела море.

Она задумчиво улыбается.

– Папа сказал, что можно не уезжать.

Во сне горе Зели обрушивается на меня с немыслимой силой. Ей нравилось в Илорин, а я сжег ее деревню дотла.

– Прости, – выдавливаю я. Ненавижу, как звучит это слово. Его недостаточно. Оно ничтожно по сравнению с ее болью. – Знаю, мне не исправить прошлого, но… Илорин можно построить заново. Когда все закончится, это будет первое, что я сделаю.