Дым осенних костров - Линда Летэр

ними возникла искренняя теплая привязанность. Никто, включая Амаранту, не мог заподозрить, во что это выльется.

Если Наль отлучался в дозор или военный поход, Алуин утешал девушку, помогая ей отвлечься от ожидания и тревожных мыслей. Он все чаще приглашал ее танцевать, разделить обед со своей свитой. Когда же тончайшее, как осенняя паутинка на цветке, по замку прошло смущение, выражавшееся сначала в мимолетных взглядах, а потом и в перешептываниях, и Наль, и Амаранта улыбались нелепой сплетне. Потом общение сделалось совсем близким, но никто не смел говорить — прежде всего, подозревая в бесчестном поведении королевского сына.

Однажды Амаранта будто проснулась от приятного сна — расположения принца; ее охватил страх. Она отметила его взгляд, когда руки их, как бывало, по-дружески соприкоснулись во время игры в кнефтафел. Такое видела она ранее лишь в глазах Наля, и оно было исключительным, чудесным, согревающим, сближающим до боли. От взгляда Алуина девушка ощутила себя одновременно польщенной и униженной. Он вторгался в неприкосновенное, видел ее так, так должен был видеть лишь один эльнор в целом свете. Самой себе показалась она оленухой перед охотником, горячо желанной добычей. Уши почему-то вспыхнули, сердце забилось сильнее. Разве может дружба вызывать такие порывы?

Она ужаснулась осознанному и отдалилась от принца. Не отвечала и не распечатывала письма, кроме самого первого, в котором было много вопросов, недоумения, извинений. Здесь не осталось места гордости. «Скоро год как избегаешь ты наших балов и пиров, уклоняешься от приглашений на охоту, — взывали непрочитанные строки. — Скажи мне, что случилось, чем я оттолкнул тебя?» Алуин страдал, даже плакал у себя в покоях горячими юношескими слезами. Он не знал, что делать, и ужасно боялся, что она вот-вот выйдет замуж. Тогда все будет кончено. Разрывать соединенных священными узами брака он страшился. Но помолвка ведь еще не брак…

Амаранта нашла другие занятия, однако леди Первого Дома невозможно постоянно уклоняться от придворных торжеств, как и от приглашения на танец, когда принц сделал это в главном зале при всех гостях в день годовщины правления Ингеральда.

— Мое счастье вновь видеть тебя, — прошептал Алуин во время танца.

Амаранта опустила ресницы.

— То лишь призрак счастья, Ваше Высочество, изменчивый и неверный, как дым на ветру.

— Если и призрак его столь отраден, каково же само счастье?

Она поняла, что скучала по этому вниманию, голосу, даже по взгляду, от которого так вспыхнули уши во время невинной игры. Принц более не смущал ее, по крайней мере, в этом она себя убеждала. Общение их восстановилось. Вновь Наль уезжал, и Алуин с Амарантой гуляли по королевскому саду, охотились, пировали и танцевали. Но однажды Амаранта поссорилась с Налем перед его отъездом, а в разлуке заметила, что мысли ее занимает Алуин. На краткий миг вернулись страх, смущение, но ведь она любила своего жениха. И когда тот вернулся, все сомнения и обиды забылись.

Она думала, Алуин добился уединенной встречи, чтобы наконец развеять оставшуюся между ними недосказанность, что неясным облачком маячила вдалеке после той злосчастной игры. Все станет ясно и легко, как раньше. Тот много говорил, в конце концов проговорился о своем чувстве — и требовал решить его судьбу.

— Вот я перед тобой, вольна ты поразить меня смертельно или сделать счастливейшим из эльноров…

Глаза у него были больные. Она убежала в смятении. Принц признался ей в любви!

Сердце Амаранты все еще принадлежало Налю, и ее начала тяготить эта тайна, это беспокойство. Она вспоминала лихорадочно блестящий взгляд Алуина, его горячечный голос. И иногда — как и раньше, правда же? — мысленно примеряла на себя платье и венец принцессы. Ведь леди Первого Дома почти принцесса…

Алуину не составило труда найти ее в лесу. Оказалось, за эти зимы он узнал ее слишком хорошо, выучил привычки и места, которые она посещала в том или ином настроении.

— Ты не отказала, и это оставило в душе моей надежду.

Она и тогда не ответила определенно. Но его настойчивость, смелые слова и этот запретный взгляд кружили голову. Оставшись одна, она сокрушенно опустила голову, свела брови, и вдруг засмеялась, закрывая лицо руками. Кошмарные сны потеснили грезы о сверкающем адамантовом венце и безмятежном счастье.

* * *

В час Первой Ночной Стражи, повинуясь наказу Наля, Бирк забрал выстиранный и вывешенный для просушки в саду темно-зеленый охотничий плащ и отправился на край торговой площади. Плащ был еще сырым. Бирк не стал его складывать. Он холодил ладони, напоминая о влажной ткани для промокания лба страдающему от горячки.

Остановившись у палаток, над которыми были прибиты деревянные раскрашенные пирожки, паренек стал ждать. С тех пор, как жителей в Исналоре прибавилось, на площади сделалось действительно тесно. Мимо сновали такие же как он слуги с продуктовыми корзинами, из которых виднелись оленьи и бараньи окорока, бугрящаяся многодольная репа, торчали бутыли яичного ликера и «лунного сияния», рулоны тканей и кожи, свисала разветвляющаяся наподобие корня мандрагоры бледная морковь, лисьи хвосты и длинные желтые хохолки лесных шаперонов. Простоэльфины скупали маленькие разветвленные рога кроленей для резки, кости пещерных медведей, краски, лак, рабочие инструменты. Аристократы выбирали в глубине площади и уносили с собой книги в тисненых кожаных переплетах с чеканными застежками, свернутые карты, благовония в фарфоровых баночках и флаконах из хрусталя, дорогие украшения. Откуда-то издалека мелодично звенели музыкальные подвески. Для всех желающих то тут, то там разливался бодрящий эль. Акробаты в ярких трико показывали представление в сформированном зрителями круге. Из-за спины Бирка тянуло от палаток жареными грибами в чесночной подливке, пряными печеными яблоками, горячими пирожками и медовыми пряниками.

Из толпы выделился и приблизился к Бирку усталый эльф с пустой охотничьей сумкой за плечами.

— Это тебя я должен встретить? Я узнаю мой плащ в твоих руках.

— Как звать тебя и почему он у меня?

— Звать меня Оррин; я дошел с раненым лордом в алой тунике до этой площади. На тебе я вижу его цвета. Плащ понадобился ему, чтобы остаться неузнанным.

Бирк протянул плащ его владельцу.

— Прости, он еще сыр.

— Пустое. Не следовало беспокоиться о стирке. Как чувствует себя твой господин?

— Бредит, — грустно сказал Бирк. — Очень сильный жар.

— Да не погаснет его очаг. — Оррин приложил ладонь к груди. — Будем надеяться на милость Создателя. Я желал бы узнать, когда лорду станет лучше.

— Встретимся через трое суток в «Шустром Барсуке». Надеюсь, что принесу хорошие вести. — Бирк подал охотнику небольшой кожаный мешочек.

— Да тут, верно, целый статер! — испугался Оррин, взвешивая мешочек в руке. — Не для того помог