Второе открытие Америки - Александр фон Гумбольдт

На восходе солнца обезьяны в наших клетках откликались на крики обезьян в лесу. Есть что-то печальное и трогательное в этом общении между животными одного вида, которые выражают взаимные симпатии, не видя друг друга, и из которых одни наслаждаются свободой, а другие скорбят об ее утрате.

В столь загроможденной пироге шириной меньше трех футов высушенные растения, баулы, секстант, компас для измерения наклонения и метеорологические приборы можно было поместить лишь под решеткой из веток, на которой нам приходилось лежать большую часть дня. Чтобы достать что-нибудь из баула или чтобы воспользоваться каким-нибудь прибором, нужно было пристать к берегу и высадиться.

К этим неудобствам присоединялись мучения от mosquitos, набивающихся под низкий навес, и зной, излучаемый пальмовыми листьями, верхняя поверхность которых все время подвергается действию жгучего солнца. Мы то и дело, но всегда безуспешно, пытались улучшить свое положение.

Один из нас, спасаясь от насекомых, прятался под простыню, а другой настойчиво просил разжечь под toldo костер из сырых веток, чтобы отгонять насекомых дымом. Из-за боли в глазах и усиления без того удушливой жары оба средства оказались непригодными. При более или менее веселом характере, при взаимно благожелательных отношениях, при наличии живого интереса к величественной природе громадных речных долин путешественники легко переносят бедствия, которые становятся привычными.

Я упоминаю об этих мелочах лишь для того, чтобы обрисовать условия плавания по Ориноко и доказать, что, несмотря на все наше желание, мы, Бонплан и я, могли во время этой части пути провести далеко не все наблюдения, каких заслуживали окружавшие нас явления, чрезвычайно интересные для науки.

Наши индейцы показали нам место на правом берегу реки, где когда-то была расположена миссия Парарума, основанная иезуитами около 1733 года. Большая смертность от оспы среди индейцев салиба была главной причиной уничтожения миссии. Немногих жителей, уцелевших от жестокой эпидемии, переселили в деревню Каричана, которую нам предстояло вскоре посетить.

По свидетельству отца Рамона, в миссии Парарума в середине прошлого столетия наблюдали, как во время сильной грозы выпал град. Это, пожалуй, единственный известный мне пример града на равнине, расположенной почти на уровне моря, ибо в тропиках град обычно выпадает лишь на высоте свыше 300 туазов.

Если он образуется на одинаковой высоте над равнинами и над плоскогорьями, то следует полагать, что он успевает растаять, проходя при своем падении самые низкие слои атмосферы со средней температурой (на высоте от 0 до 300 туазов) от 27,5 до 24 °С. Должен признаться, что при современном состоянии метеорологии довольно трудно объяснить, почему град выпадает в Филадельфии, в Риме и в Монпелье в самые жаркие месяцы, средняя температура которых достигает 25–26°, между тем как в Кумане, в Ла-Гуайре и вообще на экваториальных равнинах это явление не наблюдается.

В Соединенных Штатах и в Южной Европе (на 40–43° северной широты) жара летом на равнинах стоит почти такая же, как в тропиках. Колебания температуры в сторону понижения, по моим исследованиям, также весьма незначительны. Итак, если отсутствие града в жарком поясе на уровне моря обусловлено таянием градин при прохождении ими нижних слоев воздуха, то следует предположить, что эти градины в момент своего образования в умеренном поясе бывают большего размера, чем в жарком поясе.

Мы еще так мало знаем условия, при которых вода замерзает в грозовой туче в нашем климате, что не можем судить, существуют ли те же условия над равнинами у экватора. Я сомневаюсь, что град всегда образуется в той области атмосферы, где средняя температура равняется нулю, то есть расположенной летом в наших краях лишь на высоте в 1500–1600 туазов.

Облака, в которых слышится шум от столкновения градин перед их падением и которые движутся в горизонтальном направлении, мне всегда казались значительно менее высокими; нетрудно понять, что на этих более низких высотах ненормальное охлаждение вызывается расширением восходящего воздуха, усиливающим теплоемкость, токами холодного воздуха из более высоких широт и, главное (по мнению Гей-Люссака), излучением тепла верхней поверхностью облаков.

Мне еще представится случай вернуться к этой теме, когда я буду говорить о различных формах, в каких проявляется град и крупа в Андах на высоте в 2000 и в 2600 туазов, и буду обсуждать вопрос, можно ли рассматривать слои облаков, окутывающих горы, как горизонтальное продолжение слоя, который мы видим непосредственно над собой на равнинах.

Усеянное островами русло Ориноко начинает делиться на многочисленные протоки; самый западный из них в течение января и февраля остается сухим. Общая ширина реки превышает 2500–3000 туазов. Напротив острова Яванаво мы увидели на востоке устье Каньо-Ауякоа.

Между Каньо-Ауякоа и рекой Паруаси, или Паруати, местность становится все более лесистой. Среди пальмового леса неподалеку от Ориноко возвышается отдельная скала чрезвычайно живописного вида. Это гранитный столб с голыми крутыми склонами, достигающими в высоту почти двухсот футов.

Вершина скалы, господствующая над самыми высокими деревьями, заканчивается скалистой площадкой, плоской и горизонтальной. Сама вершина, которую миссионеры называют Моготе-де-Кокуиса, также увенчана деревьями. Это простое в своем величии природное сооружение напоминает циклопические. Его резкие очертания, венчающая его группа деревьев и кустов четко вырисовываются на фоне небесной лазури. Это как бы лес, возвышающийся над лесом.

Несколько дальше, около устья Паруаси, Ориноко становится у́же. К востоку мы увидели гору с гладкой вершиной, выступающую в виде мыса. Ее высота равняется примерно тремстам футам. Когда-то гора служила цитаделью для иезуитов. Они построили на ней маленькую крепость с тремя пушечными батареями, где постоянно находился военный отряд. В Каричане и в Атурес мы видели снятые оттуда пушки, наполовину занесенные песком.

Крепость иезуитов (или fortaleza de San-Francisco Xavier) была разрушена после закрытия ордена иезуитов, но это место до сих пор называется el Castillo[131]. На рукописной карте, составленной недавно в Каракасе одним представителем белого духовенства, я обнаружил ее под странным названием Trinchera del despotismo monacal[132]. Во все революционные периоды географическая номенклатура носит на себе следы того духа новшества, который овладевает народными массами.

Иезуиты держали на этой скале гарнизон не только для защиты миссий от набегов карибов; его использовали также для наступательной войны или, как здесь принято говорить, для завоевания душ, conquista de almas. Солдаты, побуждаемые обещаниями денежных наград, совершали вооруженные вторжения, или entradas, на территорию независимых индейцев.

Всех, кто осмеливался сопротивляться, убивали; сжигали хижины, уничтожали плантации и уводили в плен стариков, женщин и детей. Пленников отправляли в миссии на Мете, Риу-Негру и Верхнем Ориноко. Выбирали самые далекие места, чтобы индейцы не пытались вернуться в родную страну.