Остров тысячи тайн: невероятная история жизни двух ученых на необитаемом острове - Джилберт Клинджел

от боли и страха. Но он не может произвольно изменить цвет своей руки так, чтобы, например, она стала зеленой в желтую полоску либо просто желтой или коричневой, не говоря уже о бледно-лиловом и ультрамариновом цветах. Художник может нарисовать картину, вот только осьминог может расцветить тело всеми оттенками своих эмоций или в точности воспроизвести окраску морского дна. Лишь существо, обладающее развитым мозгом и предельно слаженной нервной системой, способно на такое чудо механики – одновременно сокращать и расширять несколько тысяч клеток в строго определенном порядке.

Помимо этого, головоногие отличаются еще и тем, что из всех животных, обладающих собственным свечением, они дают наиболее яркий свет. Это свойственно многим видам глубоководных кальмаров[65], которые люминесцируют гораздо интенсивнее светлячков. Световые органы располагаются у них по всему телу, а иной раз даже запрятаны глубоко внутрь! Последнее свойственно лишь кальмарам с совершенно прозрачным телом, свободно пропускающим свет. Строение этих световых органов весьма различно: в одних случаях это просто воронки, наполненные светящейся жидкостью, в других – сложные образования с линзами и отражательными зеркалами, роль которых играют особые ткани. Нам до сих пор почти ничего не известно об этой особенности глубоководных осьминогов и кальмаров, за исключением того, что немногие пойманные экземпляры ярко светились в течение нескольких часов. Надо полагать, в будущем, когда человек изобретет средства удобной и безопасной доставки исследователей в глубины океана, мы сможем узнать больше об этих удивительных существах.

Мой малютка осьминог ждал в засаде, пока краб подойдет поближе. Тогда он либо набрасывался на краба и душил его своими игрушечными щупальцами, либо быстро выбрасывал щупальца и хватал свой обед, прежде чем жертва успевала опомниться. Он почти не знал промаха, а если и промахивался, то пускался в погоню и настигал добычу, не давая ей далеко уйти. Не прошло и суток, как дно лужи было сплошь усеяно пустыми панцирями крабов. Примечательно, что осьминог всегда начинал поедать краба снизу, прокусив его мягкое брюшко своим маленьким клювом, весьма напоминавшим клюв попугая, и выскабливал содержимое шершавым языком; ноги краба отрывались и почти всегда выбрасывались. Эти трапезы редко совершались в дневное время, и однажды в полдень я даже видел, как по расслабленным щупальцам осьминога прополз краб, не подозревавший, какой опасности он подвергается. Вечером же, особенно перед заходом солнца, осьминог хватал все, что только можно было схватить.

С рыбами дело обстояло сложнее; я не раз наблюдал его попытки поймать рыбу, но лишь одна из них увенчалась успехом. Жертвой оказался маленький бычок, имевший неосторожность расположиться для отдыха всего в нескольких дюймах от облюбованного осьминогом уголка. Подобно крабу, он был оплетен массой гибких щупалец и погиб. Как правило, если осьминог успел присосаться к рыбе своими присосками, ей уже не спастись, ибо эти присоски действуют гораздо эффективнее когтей или зубов и уступают лишь человеческой руке с ее большим пальцем.

Ощущение, которое испытываешь, когда присоски прилипают к коже, весьма своеобразно и отнюдь не неприятно. Я неоднократно брал в руки маленьких осьминогов, и при этом мне казалось, будто множество мокрых цепких пальчиков пощипывает меня за кожу. Цепкость присосок поразительна. Моего малютку осьминога невозможно было снять с руки, и даже когда я отвел все его щупальца, кроме одного, мне пришлось приложить значительное усилие, чтобы окончательно отлепить его. В иных случаях щупальца разрывались, прежде чем присоски ослабляли свою хватку. Присоски действуют по тому же принципу, что и маленькие резиновые чашечки, при помощи которых мы прикрепляем безделушки к ветровому стеклу автомобиля. Присоска, имеющая вид чашечки, плотно прижимается краями к предмету, затем ее центральная часть отходит от поверхности, создавая разрежение.

Присоски легко скользят из стороны в сторону по поверхности захваченного предмета, однако оказывают значительное сопротивление, когда усилие прилагается в вертикальном направлении. У осьминогов присоски расположены на невысоких бугорках, у кальмаров они более подвижны и расположены на особых стебельках. У гигантских кальмаров края присосок даже снабжены мелкими зубами; известны случаи, когда китобои обнаруживали на головах выловленных китов множество кольцеобразных шрамов, полученных ими в битвах с этими океанскими колоссами. Некоторые из шрамов были более двух дюймов в диаметре. Насколько огромны должны быть обладатели таких присосок!

Каких размеров достигают кальмары и осьминоги? В Северной Атлантике был пойман кальмар общей длиною пятьдесят два фута, из которых тридцать два приходилось на щупальца и семнадцать – на цилиндрическое тело, окружность которого составляла двенадцать футов. Глаз этого сказочного животного имел семь дюймов в ширину и девять в длину – самый большой зрительный орган из всех, созданных природой. Диаметр присоски равнялся двум и одной четверти дюйма. Кольцеобразные шрамы у некоторых китов превышают эти размеры, поэтому есть все основания заключить о существовании в бездонных глубинах Северной Атлантики еще более крупных кальмаров – в шестьдесят, а то и в семьдесят футов длиною. Тем не менее огромные кашалоты охотятся за кальмарами и разрывают их на куски своими длинными острыми зубами. Фрэнк Буллен дает яркое описание схватки кашалота с кальмаром в своем классическом, снискавшем всеобщую популярность «Путешествии кашалота».

«Было около одиннадцати часов вечера, – пишет он. – Я стоял, опершись на поручни, и не отрываясь глядел на блестящую поверхность моря, как вдруг справа, там, где по воде протянулась лунная дорожка, море бурно заволновалось; памятуя о том, в каких широтах мы находимся, я хотел было поднять по тревоге экипаж, ибо мне часто приходилось слышать о вулканических островах, внезапно вырастающих из глубин океана и столь же быстро исчезающих. Я был очень обеспокоен происходящим. Не заходя в каюту, я достал через люк ночной бинокль, висевший на стене в постоянной готовности, и, направив его на возмущенный участок моря, уже после беглого осмотра с удовлетворением убедился, что все обстоит не так серьезно, как я думал вначале; тем не менее море сотрясалось с такой силой, что я имел все основания заключить о начавшемся извержении вулкана или землетрясении. На самом же деле я был свидетелем смертельной схватки огромного кашалота с кальмаром, не уступавшим ему по величине. Громадное тело кита было сплошь оплетено бесчисленными щупальцами головоногого, а его голова и вовсе казалась одним большим клубком извивающихся змей: кашалот, схватив моллюска зубами за хвостовую часть, деловито и методично вгрызался в него. Рядом с черной цилиндрической головой кашалота виднелась голова огромного кальмара – страшилища, какого не увидишь и в самом жутком кошмаре. Размерами он был с одну из наших бочек вместительностью по триста пятьдесят галлонов каждая, а может быть, и того больше. Замечательнее всего были его огромные черные глаза,