Бен-Гур - Льюис Уоллес

По мере того как развертывалось повествование, усиливалось и впечатление, производимое Балтазаром на Бен-Гура. Чувства, с которыми рассказчик излагал события, были слишком глубокими и искренними, чтобы допустить сомнение в их истинности.

А теперь необходимо дать разъяснение, необходимость которого для особо проницательного читателя была очевидной уже и раньше и которое нельзя долее откладывать. Повесть наша начинается по времени сразу после того момента, как было явлено пастырство Сына Марии, которого мы с тем же самым Балтазаром видели лишь однажды, благоговейно оставив Его лежащим на коленях своей матери в пещере в окрестностях Вифлеема. С тех пор и до самого конца чудесный Младенец будет предметом постоянных упоминаний; и медленно, хотя и неизбежно, течение событий, развертывающихся перед нами, будет все больше и больше приближать нас к нему. В конце же концов мы увидим Его уже взрослым человеком – мы хотели бы добавить, если возведенная предубеждением преграда не помешает нам сделать это, – человеком, без которого мир не мог бы состояться. Из такого заявления, простота которого не вызывает никакого сомнения, проницательный ум, вдохновленный верой, может понять многое – и в добрый час. До этого момента, да и позже, существовали люди, необходимые тому или иному народу в тот или иной момент времени; но необходимость для всего человечества и на все времена – это призвание уникальное, исключительное, божественное.

Для шейха Илдерима рассказ этот был далеко не нов. Впервые он услышал его от всех трех мудрецов при обстоятельствах, которые исключали сомнения в их правдивости. Сейчас один из этих троих снова сидел за его столом, будучи желанным гостем и уважаемым другом. Шейх Илдерим верил каждому слову своего гостя; но все же центральное событие его рассказа не могло быть воспринято им с такой силой и захватить все его существо, как было оно воспринято и захватило Бен-Гура. Шейх был арабом, чей интерес к описываемым событиям был всего лишь общим; Бен-Гур же был израильтянином и евреем с особым интересом – да простится нам неуклюжесть этой фразы – к истине об этом событии. Истинно еврейская душа его сразу же почувствовала важность и значение происшедшего.

Следует напомнить читателю, что, еще лежа в своей младенческой колыбельке, Бен-Гур уже слышал о Мессии; во время своего ученичества он познакомился со всем, что было известно об этом Существе и вместе с тем надежде, страхе и исключительной славе избранного народа. Все пророки, от самого первого в их героической родословной и до последнего, предсказывали Его появление. Приход Его был темой бесконечного числа споров раввинов – в синагогах, в школах, в Храме, в будни и праздники, на публике и наедине. Учителя нации толковали и перетолковывали это грядущее событие и добились того, что все дети Авраама, куда бы их ни забросила судьба, всей душой ждали этого события и в ожидании его с железной суровостью строили свои жизни.

Без всякого сомнения, и среди евреев были различные мнения относительно Мессии; но все споры были ограничены обсуждением одного-единственного вопроса – когда Он явится?

Изыскания являются уделом священников; тогда как читатель всего только внимает рассказываемой ему истории, и поэтому он не может отвлекаться от ее персонажа. Пояснение, которое было дано, касается прежде всего Мессии, о котором в среде избранного народа существовало на редкость единое мнение: Ему суждено быть, когда Он явится, ЦАРЕМ ИУДЕЙСКИМ – их политическим Царем, их Цезарем. При их поддержке он должен будет завоевать землю, а потом к их выгоде и во имя Бога удержать ее на вечные времена. Во имя этой веры, дорогой читатель, фарисеи и сепаратисты – последнее определение является всего лишь политическим ярлыком – в монастырях и в самом Храме возвели здание надежды, намного превосходящее своею высотой здание мечты Александра Македонского. Тот всего лишь хотел воцариться на земле; но их амбиции распространялись равно на землю и небеса; в их безудержной, не имеющей границ фантазии всемогущий Господь был, так сказать, пригвожден ухом к еврейской двери в знак вечного рабства.

Возвращаясь к нашему Бен-Гуру, следует упомянуть, что в его жизни были два обстоятельства, в результате действия которых он оказался относительно свободен от влияния и воздействия оголтелой веры своих соплеменников-сепаратистов.

Во-первых, его отец был последователем веры саддукеев, которая в общем может быть определена как либерализм своего времени. Да, у них было довольно странное обыкновение отрицать существование души. Они были приверженцами незыблемых правил поведения в быту и до последней запятой соблюдали законы Моисея; но они же высмеивали необъятные тома толкований этих законов, написанных схоластами-раввинами. Они, без всякого сомнения, были сектой; но все же их религия была в большей мере философией, нежели вероисповеданием. Они отнюдь не отрицали для себя наслаждения жизнью и видели много достойных восхищения примеров среди нееврейской части населения. В политике же они были активными оппонентами сепаратистов. Согласно природному порядку вещей, все эти обстоятельства и положения, мнения и особенности передавались от отца к сыну столь же определенно, как и любая другая часть имущества; и, как мы видели, он и в самом деле усваивал их, когда другое событие обрушилось на него.

Мышление и темперамент Бен-Гура во время его обеспеченной жизни в Риме испытали изрядное влияние того обстоятельства, что громадный город был полон людей из разных стран – озабоченных как политикой и коммерцией, так и поиском наслаждений без каких-либо пределов. Вокруг позолоченного камня на Форуме, отмечавшего нулевую милю, днем и ночью не прекращалось коловращение самых разных идей. Все лучшее впитала в себя душа Бен-Гура. Если бы отточенность манер, утонченность общества, широта интеллекта и слова свершений не произвели на него впечатления, как бы мог он, сын Аррия, проделать день за днем такой путь в течение пяти лет – от великолепной виллы близ Мизен до приемной цезаря, и совершенно не обращать внимания на то, что ему приходилось там видеть: как цари, принцы, послы, заложники, соискатели должностей из всех известных стран – все они скромно ждали слов «да» или «нет», которые могли вознести или уничтожить их? Бен-Гуру порой приходила в голову мысль, что, возможно, на земле есть отдельные народы, которые заслуживают более пристрастного Божественного уважения, если не жалости, хотя бы они были и не обрезаны, как избранный народ.

То, что подобные думы посещали его, было вполне естественно, и мы хотим признать, что когда эти рассуждения возникали в его голове и когда он позволял себе логически продолжить их, то не мог закрывать глаза на определенные различия. Обездоленность масс и полная безнадежность их положения не имели какого бы то ни было отношения к религии – роптали не против старых богов, стенали не от желания обрести новых. В дубовых рощах Британии друиды[75]собирали толпы приверженцев; Фрейе и Одину[76]возносились молитвы в Галлии, Германии и во мгле гиперборейских стран; Египет довольствовался своими крокодилами и Анубисом[77]; персы по-прежнему хранили верность Ормузду и Ариману[78], равным образом почитая обоих; индусы, в чаянии обрести нирвану, все так же следовали сумрачными путями Брамы; блистательное мышление греков в перерывах между философскими мудрствованиями все еще воспевало героических богов Гомера; в то время как в Риме не было ничего более расхожего и дешевого, чем боги. Подчиняясь своему капризу, повелители мира – ибо они и в самом деле были его повелителями – одинаково равнодушно творили службы и возлагали жертвоприношения на самые различные алтари. Беспокойство они испытывали разве что от количества богов; поэтому, позаимствовав себе божеств из самых разных уголков земли, в конце концов они решили обожествлять и своих цезарей, стали возводить в их честь алтари и служить им службы. Нет, несчастья людей проистекали не от их верований, а от дурного управления, незаконных захватов власти и бесчисленных тираний. Мир адовых страданий, в который были ввергнуты люди и о избавлении от которого они молились, был ужасен, но политически существенен. Моления – одинаковые повсюду, в Лодинуме, Александрии, Афинах, Иерусалиме, – были направлены к царю, повелевающему страной, а не к Богу, царящему на небесах.