Дело Локвудов - Джон О'Хара

Когда он отправился к Уиннам во второй раз, она демонстративно уехала к друзьям, жившим на севере штата, близ границы Нью-Йорка. Но он не выдал охватившей его досады и обратил свои чары на ее отца и мать, постаравшись скрасить потерю времени осторожными расспросами об угольных и лесных ресурсах компании Уиннов.

Аренда угольных месторождений и добыча угля требовали специальных знаний и больших финансовых затрат, поэтому Авраам и Джордж Локвуды не намеревались вкладывать в эти предприятия деньги, но фирма «Локвуд и Кь» владела двумя небольшими лесопильными заводами, нуждавшимися в сырье, а лесные участки, которые они арендовали, быстро теряли ценность, поскольку иссякали запасы леса. Так что надо было искать новые земли — в противном случае не оставалось ничего иного, как продать заводское оборудование за хорошую цену. Визит Джорджа Локвуда к Уиннам был полезен еще и в смысле получения данных о положении Хофманов и Стоуксов. Авраам Локвуд всячески развивал у своего старшего сына стремление пользоваться любой ситуацией, которая может принести выгоду Локвудам и при этом ударить по Хофманам и Стоуксам. Случай такой им пока не подворачивался, но Джордж Локвуд усвоил себе одно: его отец ненавидит своих гиббсвиллскнх родственников. Сам Джордж не вполне разделял это чувство, но когда Терон Уинн, не подозревая об их родстве, заметил, что молодые Стоуксы уступают в хитрости старику Хофману, то Джордж Локвуд сразу же рассудил, что это ему может когда-нибудь пригодиться.

Свою следующую поездку он решил совершить через месяц, правильно рассчитав, что на этот раз Терон и Бесси заставят Агнессу быть дома, чтобы она не показалась ему невоспитанной. Она действительно была дома, но опять же преднамеренно, как бы желая обезопасить себя, пригласила в гости подругу. Однако Рут Хейгенбек оказалась неподходящей для той миссии, которую возложила на нее Агнесса Уинн. Она сразу же влюбилась в Джорджа Локвуда и всякий раз, когда он заговаривал с нею, смущалась, краснела, а сев со всеми за стол, стала невпопад вставлять реплики в общий разговор. За ужином, например, когда Терон Уинн сказал: «…а на следующий год мы переехали в Хиллтоп», она неожиданно заявила:

— Я тоже так думаю.

— Простите, Рут? — удивленно посмотрел на нее Терон Уинн.

— О чем вы думали, мисс Хейгенбек? — спросил Джордж Локвуд.

— Ни о чем она не думала, — сказала Агнесса. — Просто решила, что и ей нужно что-то сказать.

— Нехорошо так, Агнесса, — укоризненно заметила мать.

— Ну, пусть говорит, если есть что сказать. Никто же ей не мешает, — возразила Агнесса. — Что ты собиралась сказать, Рут?

— Вот и не скажу, — обиделась Рут Хейгенбек.

Терон Уинн продолжал свой рассказ, а Рут вдруг встала и молча вышла.

— Ты ее обидела, Агнесса. Иди к ней сейчас же и извинись, — потребовала Бесси Уинн.

Агнесса отсутствовала более десяти минут. Возвратившись, она объявила:

— Рут просит извинить ее. У нее голова разболелась.

— Ничего удивительного, она же совсем не ест, — сказал Терон Уинн. — Отнеси ей чего-нибудь на подносе, Агнесса. Куриного бульона, что ли.

— Она хочет, чтобы ее не беспокоили, папа.

— Ну, что делать. Жаль, — вздохнул Терон.

— После ужина я сама к ней схожу, — сказала Бесси.

Так она и сделала, а вернувшись, сообщила, что Рут уже крепко спит и что ей самой, как и ее мужу, тоже пора спать.

И снова, как в предыдущий раз, Агнесса осталась наедине с Джорджем Локвудом.

— Вы никогда не вели бы себя так, как мисс Хейгенбек, правда?

— Если вы собираетесь сказать о ней что-нибудь дурное, то учтите, что она «моя лучшая подруга.

— О ней-то я не собираюсь говорить ничего дурного. А вот о вас — да. Вы настолько бесстрастны, что даже не поняли, отчего она так возбуждена.

— Возбуждена? Не знаю, что вы хотите этим сказать. А что касается ваших характеристик, мистер Локвуд, то чем меньше вы будете их давать, тем лучше.

— Мисс Хейгенбек очень мила. Молода и простодушна.

— Мы с ней почти ровесницы, — сказала Агнесса. — Если хотите знать, она даже на год старше меня.

— Это я вверг ее в такое возбужденное состояние.

— Ну и ну! Таких эгоцентристов я еще не встречала. Дальше некуда.

— Бросьте. Вы так же возбуждены, как она, только у вас это проявляется в иной форме. Например, удираете в Скрантон, узнав, что я еду сюда.

— Вы, очевидно, имеете в виду мою поездку в Монтроуз? К вам она не имеет никакого отношения.

— А вы поклянетесь в этом на Библии? Вот Библия. Кладите руку и клянитесь.

— Еще чего. Да и что здесь такого, если даже я уехала тогда из-за вас? По-моему, это еще не доказывает, что великий, замечательный, красивый и удивительный мистер Локвуд вверг меня в возбужденное состояние. Как раз наоборот. Все эти разговоры о поцелуях без разрешения и еще кое о чем похуже…

— Похуже? Ах, да. О совращении.

— Я только надеюсь, что не все молодые люди в Шведской Гавани такие, как вы. В противном случае мне жаль тех женщин, которым приходится жить в вашем городе.

— Думайте, что вы говорите. Может случиться, что вам самой еще придется там жить.

— Лучше умереть. Лучше умереть. Уж лучше я выйду замуж за какого-нибудь ханки[25], чем за вас.

— Вот поэтому я и заставлю вас выйти за меня.

— Не выйду, даже будь у вас все деньги Пенсильвании. Ни за что на свете.

— У меня нет всех денег Пенсильвании, но я буду ждать, пока вы выйдете за меня. Сколько бы это ни длилось. И запрещаю вам выходить за другого. Запрещаю принадлежать кому бы то ни было, кроме меня. Вы будете моей женой — и ничьей больше.

Вернувшись домой и обдумав случившееся, он понял, что в припадке гнева наговорил много такого, чему не верил сам и чего при иных обстоятельствах не сказал бы. Но раз он это сказал, раз это сорвалось у него с языка, он этому поверил. Убедил он себя и в том, что поступил правильно, связав себя, хоть и сгоряча, словом, и в том, что отсутствие любви в данном случае — не помеха, а благо, поскольку всякая сделка становится прочнее, если она зиждется на здравом смысле, а не на эмоциях. В течение нескольких месяцев мысль об Агнессе не покидала его. Временами он замечал, как его кулаки то сжимаются, то разжимаются, и ловил себя на мыслях об Агнессе даже в минуты, когда ему казалось, что он совсем о ней не думает. Его работа от этого не страдала — напротив: он трудился усерднее прежнего, а Авраам Локвуд недоумевал. Оба кандидата, претендовавшие в ту осень на пост президента, были моложе Авраама Локвуда, причем Брайен годился ему чуть ли не в сыновья, а Маккинли казался зеленым юнцом по сравнению с ним. Президент Стивен Гровер Кливленд был одних лет с Авраамом Локвудом, и то, что он покидал свой пост, тоже не удивляло, ибо Локвуд и сам устал и начинал отходить от дел.