Ларец Марии Медичи - Еремей Парнов

В то же самое время по соседству, в Саверне, проживал некий прелат, чья любовь к тайнам и смелые амурные похождения привели, наконец, к нынешнему скандалу. Смею, таким образом, обратить высокое внимание монсеньора на то, что знакомство Бальзамо (тогда он выступал под именем Калиостро) с кардиналом де Роганом произошло именно в Страсбурге и в указанное время, а не теперь, в Париже.

Узнав, что поблизости поселился чародей и философ, принц-кардинал Роган поспешил завязать с ним знакомство и направил своего егермейстера Миллиненса испросить у Калиостро аудиенцию.

Но насколько самозваный граф был ласков и любезен с бедняками, настолько же любил он посмеяться над знатными особами. Но таковы люди. Именно это свойство заставляло аристократов еще сильнее заискивать перед Калиостро. Посланца кардинала он встретил весьма надменно. «Если это у князя пустое любопытство, – резко ответил он, – то я отказываюсь его видеть; если же он имеет надобность во мне, то пусть скажет!» Нечего говорить, что этот высокомерный ответ не только не рассердил кардинала, но, напротив, очень ему понравился.

Неотступные униженные просьбы же этого блестящего кавалера, более знатного, чем сам король, победили, наконец, непонятное упорство таинственного иностранца, и он, как, впрочем, следовало ожидать, согласился дать князю церкви, пэру и великому милостынераздавателю Франции аудиенцию. С того момента Роган сделался нежным другом и восторженным почитателем графа Калиостро. Ловец душ, как всегда, не промахнулся.

Вот, собственно, все, что знали о Калиостро до того, как он решил поселиться в Париже на постоянное жительство. Ходили, правда, смутные, слухи, что таинственный граф обладает даром ясновидения и, кроме того, открыл эликсир бессмертия. Как утверждали некоторые, Роган сумел выпросить малую толику этого эликсира для себя и проживет теперь лет четыреста, оставаясь молодым и неутомимым… Возможно, что именно благодаря этим слухам Калиостро заинтересовался сам король. Nomina sunt odiosa[16], я уже докладывал монсеньору о тех затруднениях, которые испытывал Людовик XVI, вступив в брак с юной австрийской принцессой. По всей видимости, оные трудности, невзирая на рождение инфанты[17]и мадам, не преодолены и по сей день, ибо только этим можно объяснить беспрецедентную поддержку, которую оказывает король всем начинаниям сомнительного авантюриста. Объявление двора, что всякая критика по адресу Калиостро будет рассматриваться как антигосударственное деяние, неслыханно! Бедная Франция! Она поистине на краю пропасти. Узда правления находится в слабых руках, а церковь после изгнания ордена бессильна предотвратить разложение общества и падение нравов.

Благородные манеры, огромное влияние при дворе, апокалипсическое красноречие и сказочное богатство – все это быстро сделало Калиостро кумиром парижан. Неувядающая красота его жены Лоренцы Феличиани вновь возбудила толки об эликсире бессмертия. Поговаривали, будто итальянская красавица была когда-то вавилонской царицей Семирамидой, а сам Калиостро якобы хорошо знал Христа и частенько беседовал за чашей фалернского с Юлием Цезарем, Суллой и Понтием Пилатом. Даже сомнительность богатств и добродетелей графа служили его популярности. Парижане буквально толпами осаждали его дом.

Поселился Калиостро на улице Сен-Клод в самом красивом особняке квартала. Причудливость и сказочная роскошь обстановки только укрепили за ним славу алхимика и некроманта[18]. В салоне, убранном с восточной пышностью и погруженном в полумрак, если только его не заливали светом сотни канделябров, можно было угадать характер хозяина – философа, заговорщика и чудотворца. В центре этого салона стоит бюст Гиппократа, а на восточной стене висит в черной раме мраморная доска, на которой золотыми буквами начертан параграф всеобщей молитвы богоотступника Попа:

«Отче вселенной, Ты, Которому все народы поклоняются под именами Иеговы, Юпитера и Господа! Верховная и первая причина, скрывающая Твою Божественную сущность от моих глаз и показывающая только мое неведение и Твою благость, дай мне в этом состоянии слепоты… различить добро от зла и оставлять человеческой природе ее права, не посягая на Твои святые заповеди. Научи меня бояться пуще ада того, что мне запрещает моя совесть, и предпочитать самому небу то, что она мне велит!»

Из одной этой надписи, которую я видел собственными глазами, следует, что указанный Калиостро – розенкрейцер, иллюминат и вольный каменщик. И в самом деле, секта, которую представляет этот самозваный граф, не признает никакой религии, кроме деизма, и проповедует служение не истинному христианскому Богу, а нечестивому Верховному Существу. В самом этом слове «Существо» кроется мерзкое оскорбление Божественной сущности. Однако число приверженцев «Существа», особенно в среде парижских аристократов, неуклонно множится. И в этом немалая заслуга Калиостро, который основывает здесь, как делал это в Митаве, Петербурге и Варшаве, египетские ложи, в которых подвергаются поношению и расшатываются основы религии и государства. Но было бы неправильно видеть в этом человеке последовательного заговорщика, ибо он постоянно переходит роковую черту, отделяющую заговор от обыкновенного обмана. У него происходят какие-то сборища, на которых занимаются не столько политикой, сколько фокусами и некромантикой. Постоянно можно слышать, что Калиостро то вызвал какого-то именитого покойника, то уничтожил трещинку или пузырек воздуха в чьем-то фамильном камне, и тому подобное. Более того, мне удалось установить, что даже его занятия алхимическим искусством тоже не более чем обман. Чтобы замаскировать источник своих богатств, которыми его, конечно, снабжают рассеянные по всему свету члены секты, он в конце каждого месяца притворно запирается у себя в кабинете, где якобы изготовляет золото.

Многозначительными намеками и как бы случайными оговорками он дает понять, что после каждого такого уединения его слуга относит ювелиру слиток, проба которого почти всегда выше луидоров.

Еще дает он понять, что его внезапные отлучки связаны с процессом омоложения, который постоянно приходится поддерживать. Этот шарлатан воображает, будто состоит в общении с семью ангелами, коим, согласно обряду египетских лож, поручено управление семью планетами (обращаю высокое внимание монсеньера на это число семь!); приписывает себе власть временно материализовать духов через посредство молодых девушек, которых называл голубицами или питомицами. Приобщая невинные души к чародейству, он, возможно, способствовал и растлению телесных оболочек, хотя достоверных сведений на сей счет не имеется.

Если и можно хоть что-нибудь сказать в защиту этого человека, то этим будет лишь одно: он постоянно пятнал низким обманом «возвышенную» цель своего общества, состоящую в ниспровержении тронов. Но одновременно он привлекал к себе этим все новые и новые толпы черни. Поэтому неизвестно, какой мятеж более опасен: тот ли, что свершается руками возвышенных идеалистов, или же тот, который несет на своих знаменах пятна разнузданной низости. Во всяком случае, оба они одинаково нежелательны. Поэтому граф Калиостро должен быть устранен наряду с известными монсеньору лицами, которые открыто проповедуют свои философские взгляды и тайно плетут заговоры против церквей и королевской власти.