Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923 - Георгий Чернявский

Только что сформированный поезд Троцкого прибыл на станцию Свияжск в полусотне километров от Казани 10 августа 1918 г. Явно преувеличивая трагизм ситуации, собственную роль в этом эпизоде истории и стратегическое положение станции, Троцкий позже писал: «В течение месяца здесь решалась заново судьба революции. Для меня этот месяц был великой школой» [715]. Впрочем, последнее было верно. Троцкому действительно приходилось многому учиться. Он не мог не понимать, что был одним из виновников вооруженного выступления чехословацких легионов, ибо по требованию Германии отдал приказ об их разоружении и об остановке эвакуации корпуса из России. По существу, приказ Троцкого от 24 мая был провокационный и ответом на него могло быть только восстание чехословаков, которым просто больше и делать ничего не оставалось. В приказе указывалось, что «каждый чехословак, который будет найден вооруженным на жел[езно]дор[ожной] линии, должен быть расстрелян на месте» [716].

Уже тогда максималистская политика Троцкого была подвергнута критике некоторыми здравомыслящими большевиками. Красин писал в августе 1918 г.: «Самое скверное — это война с чехословаками и разрыв с Антантой. Чичерин соперничал в глупости своей политики с глупостями Троцкого, который сперва разогнал, расстроил и оттолкнул от себя офицерство, а затем задумал вести на внутреннем фронте войну» [717]. Под «отталкиванием» офицерства Красин имел в виду весь комплекс советской политики, направленный на демобилизацию армии, уничтожение военной дисциплины, сговор с внешними врагами России…

Прибыв в Свияжск, нарком сразу же начал с крутых репрессивных мер. Он отстранил от должности командира бронепоезда А. Попова за оставление позиции без боя, объявив об этом специальным приказом. Вслед за пробным сравнительно умеренным жестом последовали новые, более суровые кары, в том числе активизация работы революционных трибуналов, которые к этому времени были созданы во всех армиях, как правило, выносили смертные приговоры. «Нельзя строить армию без репрессий, – писал Троцкий. — Нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни. До тех пор, пока гордые своей техникой, злые бесхвостые обезьяны, именуемые людьми, будут строить армии и воевать, командование будет ставить солдат между возможной смертью впереди и неизбежной позади» [718].

Иными словами, Троцкий сформулировал идею заградительных отрядов. Решение о создании «крепких заградительных отрядов из коммунистов и вообще боевиков» было принято еще до отъезда Троцкого в Свияжск. Но Троцкий опасался, что отряды эти будут недостаточно тверды. «Добер русский человек, на решительные меры революционного террора его не хватает», – говорил он тогда в беседе с Лениным [719]. Тем не менее заградительные отряды были образованы — сначала на Восточном фронте, а затем и на других новых фронтах, и Троцкий первым из большевистских руководителей стал заниматься именно тем, в чем цинично упрекал «бесхвостых обезьян» — строил Красную армию и воевал, предоставляя советским бойцам выбор между возможной смертью в бою с врагом и неизбежной казнью в случае бегства с поля боя.

За теорией последовала практика. Выдвинутый на фронт свежий полк из необученных и насильственно призванных в армию красноармейцев, не без основания полагавших, что их посылают на верную гибель в качестве пушечного мяса, вместе с командиром и комиссаром снялся с позиций, захватил стоявший на Волге пароход и уже готовился к отплытию, чтобы сдаться белым, когда красным с огромным трудом удалось пароход остановить и добиться капитуляции незадачливых дезертиров. Сформированный Троцким трибунал приговорил командира и комиссара полка к расстрелу. Вслед за этим была проведена «децимация» — полк построили, заставили рассчитаться и расстреляли каждого десятого [720].

30 августа последовал новый приказ о расстреле еще 20 дезертиров. «В первую голову расстреляны те командиры и комиссары, которые покинули вверенные им позиции. Затем расстреляны трусливые лжецы, прикидывавшиеся больными», – говорилось в этом весьма показательном документе [721]. Троцкий наводил порядок не убеждением в справедливости дела революции, как он пытался это сделать в своих статьях и докладах, а угрозами и смертной казнью. Бойцы шли в бой, опасаясь не только за свою жизнь, но и за жизнь своих близких, понимая, что террор, именуемый «красным», начинает разворачиваться и в тылу против тех, кого посчитают предателем.

Прибывший вместе с Троцким в Свияжск известный большевистский деятель член ВЦИКа С.И. Гусев (Я.Д. Драбкин) вспоминал позже, что состояние Красной армии на Восточном фронте было ко времени приезда Троцкого до предела плачевным: «Неверие в свои силы, отсутствие инициативы, пассивность во всей работе и отсутствие дисциплины сверху донизу». По словам Гусева, приезд Троцкого способствовал решительному повороту в положении дел. «Прежде всего это сказалось в области дисциплины. Жесткие методы тов. Троцкого для этой эпохи партизанщины, недисциплинированности и кустарнической самовлюбленности были прежде всего и наиболее всего целесообразны и необходимы. Уговором ничего нельзя было сделать, да и времени для этого не было. И в течение тех 25 дней, которые тов. Троцкий провел в Свияжске, была проделана огромная работа, которая превратила расстроенные и разложившиеся части 5-й армии в боеспособные и подготовила их к взятию Казани» [722].

В то же время нарком не считал методы террора и устрашения единственно приемлемыми. Троцкий начал широко применять методы агитационно-психологического воздействия на толпу малограмотных и запуганных красноармейцев, а также псевдоматериальные стимулы. При посещении частей красноармейцев выстраивали шпалерами (шеренгами войск по пути следования ответственного лица), наркома встречали криками «ура» и исполнением «Марсельезы» («Интернационал» еще в моду не вошел). В обязательный ритуал входило фотографирование. Иногда местные воинские начальники ухитрялись даже найти киноаппараты и запечатлеть встречу Троцкого на пленку. При посещении частей неизменно проводились митинги, на которых Троцкий выступал весьма эмоционально, неординарно, доходчиво. Это всегда была чистейшей воды демагогия, но она, как правило, бойцов впечатляла. При посещении одной из частей под Самарой Троцкий вывел из шеренги случайно попавшегося ему на глаза красноармейца и заявил во всеуслышание: «Брат! Я такой же, как ты. Нам с тобой нужна свобода — тебе и мне. Ее дали нам большевики. А вот оттуда, – и он сделал неопределенный жест рукой в предполагаемую сторону, где находился противник, – сегодня могут прийти белые офицеры и помещики, чтобы нас с тобой превратить в рабов». Естественно, этот дешевый лицемерный прием, но он не мог не запомниться простым красноармейцам.