Конго Реквием - Жан-Кристоф Гранже

Эрван выпустил очередь, вскочил на ноги, перебежал на другую улочку. По-прежнему никакого Фаустина. Инстинктивно он свернул направо, обогнув развалюху, которая рухнула прямо перед ним. Переступая через обломки, прибавил шагу, все еще надеясь обнаружить дьявола в майке. Новый град с неба. Или парни из MONUSCO должны обзавестись очками, или как раз в него они и целились…

Он припустил еще быстрее. Стрельба со всех сторон, квартал горит, пороховая вонь… Ощущение дежавю, но с маленьким нюансом: добавилось чувство, что он влип в ловушку. Он откатился в сторону, спрятался под жестяной крышей. Пули следовали за ним, пробивая его укрытие, меся землю, как тесто…

На этот раз сомнений не оставалось: мишенью был он. Почему? Он попытался выйти. Горячий прием на пороге. Отступил, сжимая автомат, и застыл в растерянности: его блиндаж долго не продержится. Он должен выбраться, должен…

Взрыв положил конец разногласиям. Эрван пробил собой оштукатуренную стену. В туче пыли он поднялся, оглушенный. Он не мог бы сказать, откуда стреляли – с неба или сзади, – но всем не терпелось заполучить его шкуру. Новый проход. Скорее, лаз, ведущий через покрышки, навесы и ветви. Несколько секунд в относительной безопасности. Счастье не приходит в одиночку: Мефисто в поле видимости, метрах в пятидесяти.

– Фаустин! – завопил он, получив пару выстрелов в ответ. – Погоди!

Он снова сделал рывок, лавируя между лачугами; пули сверху, выстрелы снизу, взрывы повсюду. Мефисто исчез. В захламленных лазах хуту перекликались на суахили – Эрван не понимал ни слова, но «Убейте белого!» наверняка было близко к дословному переводу. А сверху тень лопастей следовала за ними, как огромный колокол.

– Фаустин! – вслепую закричал он. – Мне нужно с тобой поговорить!

Абсурд: что у него осталось на обмен? Какую защиту могла предложить истинная мишень всей этой разборки? Он не мог уяснить себе, почему из потерпевшего, которого надо спасти, превратился в человека, которого надо прикончить.

Мефисто снова мелькнул – с залитой пóтом спиной – где-то справа. Эрван свернул, налетел на кучу досок, споткнулся и оказался нос к носу с кучкой хуту. У одного из них был гранатомет, у двух других – «калаши», у четвертого снайперская винтовка. Все это оружие, направленное на него, производило поистине комический эффект – как картинка в комиксе, – но Эрван упал на колени, побежденный.

Уткнув лицо в ладони, он услышал собственный всхлип, когда оглушительный рев смел все. Он поднял глаза и увидел вертолет, заходивший на новый круг, с нацеленными пулеметами, пилотом и стрелком на изготовку. Он даже заметил морду блондинистой обезьяны Понтуазо за бронированными стеклами кабины.

Раздались два одновременных взрыва, один на земле, другой в воздухе. И сами взрывы разделились на два такта: белый шар дыма и алый выплеск. Испепеляющая волна от столкновения в очередной раз отбросила Эрвана назад. Когда он поднял голову, врата ада уже распахнулись. Хуту с гранатометом шатался на краю извергающегося кратера, а чуть дальше медленно падал вертолет.

Два залпа столкнулись: гранатометчик попал в «апаш», когда тот уже выпустил снаряд. Эрван пополз, стараясь убраться подальше от пекла, в страхе, что сейчас рванут заряды на борту вертолета. Опрысканное горючим, поселение занялось пламенем. Его маленькие серые клеточки зациклились на одном слове: река. Добраться до нее, пока огненный прилив не унес его. Одна улица, шире остальных, потом другая. Облепленный грязью, прикрывая рот воротом рубашки, он чувствовал себя големом, пражским исполином, глиняной статуей, порожденной человеческой магией.

Он попытался прибавить шагу, когда метрах в ста появилась спина Мефисто. Последнее усилие. Не чтобы догнать его, нет, просто чтобы бежать вслед: уж хуту знал, в какой стороне Луалаба. Несколько секунд – а может, долгие века – они тащились друг за другом, и Фаустин даже ни разу не оглянулся.

Вдруг, повинуясь инстинкту, хуту развернулся на сто восемьдесят градусов. Эрван застыл на месте. Позади негра открывалась река – мирная и илистая, безразличная к пожару.

Мефисто уже напряг руку, нажимая на спусковой крючок. В ответ – только сухой щелчок.

А магазин-то пуст, козлина.

Рефлекторно хуту потянулся к поясу, но Эрван направил на него дуло:

– Брось, Фаустин.

Тот безропотно выпустил оружие и поднял руки, как ребенок поднимает большой палец, чтобы остановить игру.

– Правду, – выдохнул Эрван. – А потом можешь возвращаться на свою войну.

– Какую правду?

Хуту едва переводил дух, но его побагровевшее лицо, покрытое кровью и пеплом, криком кричало, что он может еще вытерпеть и не такое. Привык с рождения.

– Ночь 30 апреля… – выговорил Эрван свистящим голосом. – «Лучезарный Город»…

Вокруг них смыкалось смертельное кольцо. Из потрескивающих хижин несся вой – раненые горели заживо. Даже на реке множились маслянистые пятна вокруг пирог и вспыхивали, заставляя корни и борта хрустеть, как кости.

– Ты точно сын своего отца… – пропыхтел африканец. – Ты…

Пуля пробила ему сонную артерию, вызвав два одновременных выплеска по обе стороны шеи. Он упал лицом в землю, сжимая руками горло. Гроза разорвала небо. Тучи выплюнули мелкий дождь, который вскоре заколыхался под ветром, как жемчужный занавес. В полном шоке, Эрван не мог шевельнуться.

Шум мотора. Возникшая прямо из пламени лодка. На борту Морван в пуленепробиваемом жилете со снайперской винтовкой в руке.

– Если у тебя есть вопросы, – заорал он сыну, – так задай их мне!

71

Гаэль не представляла, что это будет за свидание.

Она задумала интимную встречу с Кацем, с глазу на глаз, но Одри потребовала, чтобы они с коллегами прикрывали фланги. Венявски опасалась, как бы Кац не заметил обыска в своем кабинете и не заподозрил, что Гаэль к этому причастна. Расстановка сил включала и двух верных телохранителей. Она готовилась к любовному свиданию, а попадала в облаву, организованную в лучших традициях спецназа.

Площадь перед Национальным центром Жоржа Помпиду, просторная и наклонная, позволяла вести наблюдение, не выставляясь напоказ, даже в толпе. Гаэль взяла с Одри обещание не вмешиваться – она и сама сумеет разговорить Эрика Каца. Она собиралась предложить ему тихий ресторанчик в тупике, перпендикулярном улице Ренар, прямо за музеем.

Стоя на углу улицы Сен-Мартен и облокотившись о парапет, она дрожала, но не испытывала ни малейших колебаний. Вот только микрофон, прикрепленный к груди, немного стеснял. Во-первых, потому, что ей пришлось одеться как монашке – белая рубашка со стоячим воротничком, черный пуловер, – а еще потому, что ее будут подслушивать, когда она пустит в ход свое очарование.

Новая сигарета. Она начала беспокоиться, придет ли психиатр. Вдруг он заметил комитет по встрече? Люди Одри вместе с ее неразлучной парочкой казались ей заметными, как республиканские гвардейцы. Вдобавок отдел полиции находился чуть дальше, в кирпичном здании бывших городских бань.