Эринеры Гипноса - Елена Бычкова

– Твоя цель – добраться до нужного места. И не засыпать.

Крыса проковылял к груде коробок, порылся в ней, достал аккуратно сложенную одежду. В его черных корявых руках она казалась нереально белой.

– Надевай, – буркнул Горус, многозначительно кивнул Мусорщику и вышел из комнаты.

– Представляю, как буду рассекать по этой помойке в дишдаше, – усмехнулся Антэй, но начал раздеваться. – Ты один тащил меня сюда?

– Мне помогли, – уклончиво отозвался сновидящий и вытащил из-за пояса своего одеяния пластиковую карточку водительских прав. – Держи. На всякий случай.

– Откуда взял?

Хотя можно было и не спрашивать, крысы вытащили из чьего-нибудь кармана вместе с кошельком.

– Теперь ты Хеп Бурхан, – продолжил Мусорщик.

– Хеп?[12] – переспросил Антэй, рассматривая мутноватую фотографию, имеющую некоторое сходство с ним, особенно похожи были белая гутра с неизменным черным агалем. – Отлично. Не хватает только рогов и солнечного диска между ними.

Мусорщик тихо рассмеялся и позвал негромко:

– Семат!

Из соседней комнаты вышла женщина в полном никабе, с закрытым лицом и черными перчатками, обтягивающими кисти. Замерла неподвижно, держа обеими руками сумочку.

– Она проводит тебя. Мужчина со спутницей вызовет меньше подозрений. И вот, возьми, наличные.

– Слушай, у меня такое нехорошее предчувствие, что мы расстаемся очень надолго, – сказал Антэй, стараясь, чтобы его голос звучал бодро. – А может, и навсегда.

– Я рядом, – отозвался сновидящий, улыбнувшись мимолетно. – Ты знаешь. Расстояние в реальном мире не имеет значения.

Мусорщик протянул руку и крепко сжал его ладонь.

Женщина по имени Семат скользнула вперед и остановилась возле двери, терпеливо ожидая, пока они попрощаются.

– Иди. – Сновидящий слегка оттолкнул Антэя. – Удачи.

– Тебе тоже, – ответил тот с непривычной тяжестью на сердце.

Развернулся и вышел в сопровождении молчаливой спутницы.

На свалку опускалась глухая ночь Александрии. В бледном зареве уже закатившегося за горизонт солнца еще можно было рассмотреть узкую дорожку, проложенную в мусоре, ряд ободранных лачуг, липнущих друг к другу. На небе загорались звезды. Кое-где мелькали робкие огоньки, пробивающиеся из неплотно занавешенных окон. Район старьевщиков и скупщиков краденого. Почти элита помойки.

Слышался близкий гул города, к которому примыкал этот участок. Лай собак, рычание автомобилей, голоса…

Антэй знал несколько выходов отсюда, но Семат вела его каким-то новым, неизвестным путем. Узкими переходами, под полуосыпавшимися арками, через заброшенные комнаты домов с провалившимися крышами.

Иногда мимо шныряли быстрые силуэты местных жителей, выбирающихся на охоту или, наоборот, возвращающихся с удачного дела.

Антэй почувствовал давление на уши, словно он ушел на небольшую глубину. На секунду сбилось дыхание. Мусорщик был прав – неведомый дэймос продолжает наносить мгновенные, болезненные уколы, рассчитывая, что хотя бы один попадет в цель. Неприятное ощущение быстро пропало, однако Антэй не расслаблялся, ожидая скорого продолжения.

Женщина шуршала рядом своим длинным одеянием, почти неразличимая в темноте. Напоминающая немого духа, живущего вдали от людей. Сходство усилилось, когда, перебираясь через груду кирпича, он хотел поддержать ее, но та шарахнулась от его протянутой руки. Больше серфер не пытался предложить помощь.

«Они знают о дэймосах, – подумал Антэй. – Это особенность присутствия здесь создателей кошмаров. Не прикасаться к постороннему человеку, не слышать чужого голоса…не видеть лишнего. Чтобы не было ничего, за что можно зацепиться и выдать себя, или своего родственника. Меньше контактов – меньше шансов, что дэймос пойдет по следу в подсознание близкого и причинит ему вред».

Однако как бы люди ни сторонились друг друга и ни пытались спрятаться в коконе своей одежды, это не помогало защититься от нападений.

«Вся наша культура построена исключительно на том, как лучше скрыться от бича сновидений, – в который уже раз сказал сам себе Антэй. – Жилища за высоченными заборами, общая скрытность, костюмы, прячущие тело. Чем так прятаться от дэймосов – лучше переловить их всех и жить нормально».

Впереди показалась новая арка. За ней виднелась улица, слабо освещенная фонарями. Чуть менее замусоренная, чем задворки, по которым они прошли.

Перед тем как покинуть свалку, Семат остановилась, расстегнула сумочку, вынула старый мобильный телефон, нажала на кнопку вызова, подождала несколько секунд и прервала сигнал.

Через недолгое время послышался шум работающего двигателя, напротив арки остановилась машина. Такси с помятым крылом.

Антэй подошел к автомобилю, не без труда открыл заднюю дверцу. Опустился на потертое сиденье. Семат села с другой стороны.

Водитель, здоровенный, широкоплечий, чем-то напоминающий Трифона, едва помещался за рулем маленькой «айраты». На коротко стриженном затылке виднелся глубокий шрам, светлой полосой разделяющий черные волосы. Такие следы остаются от удара скимитаром[13]. Антэй не исключал вероятности, что Мусорщик лечил и этого человека, как многих других на свалке и в прилегающих окрестностях.

– Центральный госпиталь, – сказал серфер, водитель молча утопил в пол педаль газа, машина плавно тронулась с места.

Они петляли по темным переулкам не меньше часа. Часть домов стояли заброшенные, с выбитыми окнами и провалами дверей. Эти здания пустовали уже лет десять после одного из вооруженных налетов. Сам Антэй не видел, но старшие друзья расписывали в красках настоящую бойню, устроенную бандой Аль-Кулаба с одной стороны и полицией агломерации – с другой. Боевиков перестреляли, часть стражей порядка тоже полегли, а район так и остался нежилым. Иногда по ночам в глубине темных помещений мелькали бледные огоньки. Поговаривали о кровожадных призраках, поселившихся на развалинах. Но понятно было, что это бездомные нищие, искавшие приюта.

В Александрии много таких заброшенных мест. Мусорщик говорил, что подобные язвы на теле городе показывают его неблагополучие. Антэй поймал себя на мыслях о сновидящем и с усилием прогнал воспоминание о нем.

Свалка осталась далеко позади.

Еще пара кварталов – и людей на улицах прибавилось. Распахнулись двери всех кальянных. Из уличных едален потянуло запахом кеббе и пресных лепешек, печенных на огне. Над дорогой, забитой автомобилями и мопедами, повисли облака выхлопных газов, то и дело раздавались громкие гудки, чтобы отпугнуть пешеходов, лезущих под колеса. Лотки с фруктами, подсвеченные электрическими лампочками на длинных проводах, сменялись мешками разноцветных специй и риса…