Странник - Александра Бракен

Генри не ошибался. Ее мать нуждалась в помощи. Она была убийцей, застрелившей члена собственной семьи – лучшую и единственную подругу дочери.

– Я не… знаю… – сказала Октавия. – Я не… просто держитесь подальше…

– Хорошо, хорошо, – забормотал Джулиан, бросая быстрый взгляд на Этту.

«Но Тени… То, что преследовало меня долгие годы…»

Грудь Октавии мелко трепетала, она снова повернулась к Джулиану, глядя на него круглыми от ужаса и отчаяния глазами и хватая ртом воздух. Джулиан вскочил с табуретки, и Этта успела прийти в бешенство при мысли, что он сейчас кинется к выходу, но он лишь достал из складок одежды все ту же потрепанную записную книжку, вынул огрызок карандаша, привязанный к корешку веревочкой, и бросил дневник на кровать. Блокнотик в мягкой коже раскрылся на незаконченном наброске улицы.

А ведь он художник! Этта уже успела об этом позабыть. Или просто никогда не хотела видеть в нем кого-либо еще кроме труса и бабника, потому что это разрушало удобную картину мира, когда весь ее мир и так рухнул. Будь он изображением, одним из тех, что восстанавливала ее мама в Метрополитене, счищая наслоения времени и грязи, сколько бы ярких красок нашлось под ними?

– Помнишь наш старый дом, нянюшка? Где мы жили рядом с парком, на Шестнадцатой? – его правая ладонь держала ее руку, но левая быстро рисовала на чистом листе.

– С… с…

– С колоннами, мрамором и въездом для экипажей, – продолжил он ласково. – Наш маленький дворец. Помнишь, как я соскользнул с балюстрады и разбил голову?

Она кивнула.

– Крови было… Амелия упала в обморок. Дворецкий стонал по поводу… чертовой вазы…

– Это то, что помнишь ты, – заметил Джулиан. – А вот, что помню я.

Он показал ей набросок, но Этте его было не видно. В любом случае, он не предназначался для ее глаз.

– Я помню, как ты поднимала меня, держала на руках, приговаривая, что все будет хорошо, что ты рядом и всегда будешь рядом, чтобы заботиться обо мне, – шептал Джулиан.

Октавия погладила набросок пальцем.

– Красиво…

– Да. У меня была настоящая, красивая жизнь – и все благодаря тебе, – он поцеловал ее забинтованную руку. – А теперь я сделаю то же самое для тебя.

– Не вздумай… учинить какую-нибудь… глупость.

– Нянюшка, – торжественно произнес он, с трудом пряча улыбку. – Можешь на меня положиться.

Женщина заснула, и Этта отошла, оставив Джулиана охранять ее сон. Голова была пуста, мысли – настоящие мысли – не шли, хотя сердце переполняло столько чувств, что оно грозило разорваться. Что удивило ее больше всего, так это ревность, поселившаяся между жалостью и страхом.

Он останется с ней.

Джулиан будет с ней, когда Октавия умрет. Этта не сомневалась, что женщине осталось недолго, но знала наверняка, что Джулиан ее не покинет. Это было гораздо больше, чем она могла дать Элис.

С Элис был Генри.

А кто остался с Генри?

Этта потеряла счет времени, расхаживая между рядами коек, стараясь не замечать опустевшие. Ей не показалось, что прошло много времени, прежде чем Джулиан догнал ее, пронесшись среди мертвых и умирающих, словно огненная стрела. Он взял ее под руку и потянул вперед, остановившись ровно на столько, сколько требовалось, чтобы выхватить из груды пару серых брюк и белых блуз, в которые медсестры обряжали большинство раненых.

– Сюда, – он показал ей на ширму. – Переоденься здесь.

Этта скользнула за перегородку, глядя на силуэт, расхаживающий за белой парусиной.

– Что случилось?..

Она скинула платье на пол и натянула мягкую мешковатую одежду на много размеров больше.

– Няня уже в лучшем мире, – сказал он тихо, подходя ближе. – Я ждал этого… ждал, что изменится временная шкала. Чтобы сбежать отсюда. Но ничего не произошло. А потом я попытался вспомнить – попытался вспомнить, приводила ли когда-нибудь смерть стража к изменениям, или же время относится к ним, подобно дедуле: как к расходному материалу.

– И?

– И ничего не припомнил. По ощущениям, это должно было бы заставить весь мир вздрогнуть. Путешественнику бывает достаточно совершить одно действие за пределами своего мира, и все изменится. Мне не нравится – не нравится, что няня может показаться несущественной, – он говорил быстро, так что Этта от усталости едва различала слова. – Все готово?

Этта вышла из-за перегородки и пропустила его, чтобы он тоже переоделся.

– Джулиан, – мягко спросила она, – ты в порядке? Я могу дать тебе минутку, если нужно…

– Не думаю, что у нас есть эта минута, а ты? – ответил он. – В этом году есть тайник для передачи сообщений семьи Айронвудов – недалеко в пригороде. Белладонна наполнит все тайники приглашениями на аукцион, просто чтобы собрать как можно больше соискателей. Можно начать поиски там.

– Кто такая Белладонна?

– Собиратель и торговец редкими сокровищами, – объяснил он, натягивая рубашку через голову. – Мы должны будем предоставить вступительный взнос в золоте, но на самих торгах платят тайнами и услугами. Нам бы только внутрь пробраться, а там мы вольны делать все, что, как тебе покажется, мы должны будем сделать.

– Уничтожить астролябию, – заявила Этта.

Джулиан высунулся из-за ширмы.

– Уничтожить? А что в этом хорошего? Не лучше ли использовать ее для того, чтобы спасти этих людей?

Одно из первых правил жизни путешественников, которые она усвоила, гласило, что обреченных на смерть спасать нельзя – это приводило к серьезным последствиям. Однако какую бы судьбу ни готовила этим людям исходная временная шкала, такого их точно не ожидало.

– Уничтожение астролябии восстановит все, – объяснила она. – Вернет все к исходной шкале времени. А та, что мы знаем… исчезнет.

Джулиан оторвал взгляд от коек, плачущих у списков выживших мужчин и женщин и посмотрел на нее через плечо.

– Тогда пошли.

Николас почувствовал, что кивает.

Кивает, словно бы говоря: «Да, я ожидал этого. Я принимаю это». Потому что, если честно, какая-то его часть так и думала. Судьба посмеялась над ним, дав ему то, чего он жаждал, то, чего он и не знал, что жаждет, лишь для того, чтобы злобно отобрать именно тогда, когда счастье окажется на расстояний вытянутой руки.

– Что? – услышал он голос Софии. – Как?

– Всем путешественникам и стражам разослано послание, – Ли Минь выдавливала из себя каждое слово, словно могла ими поперхнуться. Порывшись в сумке, она извлекла клочок бумажки и протянула Софии.

– «Генри Хемлок требует сатисфакции от Сайруса Айронвуда за невыразимо жестокое убийство его дочери Генриетты, уже находившейся в тяжелом состоянии и скончавшейся от ран, нанесенных его стражами». О боже мой! Дата и место смерти указаны как 2 октября 1905 года, Техас.