Хейсар - Василий Горъ

— Не — е-ет!!!

Вскочил на ноги, чуть было не оцарапав макушку о слишком низкий потолок, скользнул к сидящему на корточках и бездумно глядящему в стену незнакомцу и вдруг охватил одним — единственным взглядом распростертое на полу тело Аютэ.

Спутанный магас, из которого торчат обрезки уасти. Белые, как дорогая белогорская бумага, лоб, нос и скулы. Окровавленные щеки, рот, подбородок и шея. Рваная и покрытая алыми пятнами ночная рубашка. Неестественно развернутые плечи. Связанные за спиной руки. Белоснежное бедро, открытое больше чем наполовину. Разбитое колено. Свежая ссадина на тонюсенькой щиколотке. Аккуратные ноготки на пальцах ног… И кровь, кровь, кровь — на на крытом скомканной простыней топчане, на утоптанном до каменной крепости полу, на руках и лице распростертого перед ней хейсара…

— Вага? — холодея от ужаса, выдохнул Неддар, глядя на сгорбившегося, как дряхлый старик, побратима.

Тот даже не пошевелился.

— Унгар! Этого — в ремни и на улицу… — приказал король и, забыв про существование убийцы, опустился на колени рядом с телом Аютэ.

Прижал пальцы к ее шее, закрыл глаза, истово взмолился Бастарзу и вдруг четко понял, что обращаться за помощью поздно — Два Изумруда уже ушла…

…Перед «Королевской охотой» собрался чуть ли не весь Шаргайл: по обе стороны от ворот выстроились Усмары, Оноирэ и Максуды; чуть дальше — Ширвани, Уззары, Цараны, Гатраны и Уаттахи[225], за ними — воины родов третьей и четвертой линии, а так же представители Шарвара[226].

Стояли молча, не шевелясь и, кажется, даже не дыша. И угрюмо смотрели на плотный строй Ракташей, медленно, но неотвратимо приближающийся к постоялому двору.

Ори’шеры[227], н’нары[228], айти’ары — аннар рода Седого Волка[229]вел за собой всех своих сыновей[230], за исключением оставшихся в сарти часовых. Вел сам, несмотря на более чем преклонный возраст, поврежденную спину, костыли, заменяющие правую ногу, и почти полную слепоту.

Несмотря на видимую издалека немощь предводителя, род не оставлял ощущения слабого. Наоборот — от него веяло такой угрозой, что любой попавшийся на его пути противник предпочел бы отступить. Если не бежать сломя голову — сдаваться им СЕЙЧАС не стоило никому.

Впрочем, противников поблизости не было, поэтому, добравшись до свободного участка улицы перед воротами, Ракташи остановились и прикипели взглядами к лицу Неддара.

Динтер Раскалывающий Валуны, один из сильнейших лам’наш’ги Шаргайла, служивший глазами своему старшему отцу, еле заметно шевельнул губами, и аннар, подслеповато прищурившись, уставился на правое плечо Неддара:

— Смотрю[231]…

Короткое, предельно сухое, но при этом исполненное искреннего горя и боли обращение аннара к гонцу, принесшему недобрую весть, внезапно вызвало у Латирдана безумное желание вернуться в недавнее прошлое и посадить Негзара на кол еще раз. Поэтому прежде, чем шагнуть вперед и протянуть отцу головы виновных в смерти его дочери, он опустил взгляд и несколько мгновений вспоминал перекошенные лица и истошные крики ори’те’ро и брата во Свете.

Наконец желание мстить чуть — чуть поутихло, и Неддар, шагнув вперед, вскинул перед собой обе руки:

— Смотри…

Руководствуясь шепотом Динтера, аннар дотронулся до лица Мыши, ощупал пустые глазницы, раны вместо носа и ушей, провел пальцами по обломкам зубов и удовлетворенно кивнул:

— Он умирал достаточно медленно…

«Недостаточно! — мысленно скривился король. — Если бы не а’дар, он бы умирал вечно!»

Тем временем старший отец Ракташей провел ладонью по лицу Юлая Подсвечника и кивнул еще раз:

— Этот — тоже…

Потом прислушался к шепоту Раскалывающего Валуны и нахмурился:

— А что с Крылом Бури? Почему его голосом говоришь ты?

— Он скажет… Сам… Когда добудет голову того, кто послал этого илгиза в Шаргайл… — тряхнув головой Юлая, ответил Латирдан. И добавил. Мысленно. Для самого себя: «…и кто решил убрать меня руками его жены…»

— Что ж, я тебя услышал. И принимаю их кровь… — веско сказал аннар, шевельнул пальцами, приказывая, чтобы кто‑нибудь забрал у Неддара обе головы, а потом, понизив голос, еле слышно поинтересовался: — Скажи, Лев, зачем им были нужны ее дети?

— Чтобы стравить хейсаров с вейнарцами… — так же тихо ответил Неддар.

— Как?

Латирдан зажмурился, представил себе серое, безглазое и покрытое потеками пота и крови лицо Юлая Подсвечника и тут же «услышал» его хрип:

— После побега… она… вернулась бы… в сарти… Аттарков… И при первой… возможности… подсыпала бы… вам в пишу… Черный Лед…

— Побега? А как же твое обещание отдать ее Негзару?

— Я не собирался… никого… отдавать: Мышь — то… только инструмент… Способный… вытащить из сарти… нужного человека… И довести… его… до братьев — надзирающих…

— Так как они собирались нас стравливать? — не дождавшись ответа, властно спросил аннар.

— Убить меня… — криво усмехнулся король. — Руками Аттарков… Уточнять, как и почему Неддар пришел к такому выводу, старший отец рода Ракташ не стал — видимо, был наслышан о криках пытаемых, перебудивших весь город. Поэтому свел кустистые брови к переносице, пожевал губами, исчерченными старческими морщинами, вскинул голову, набрал в грудь побольше воздуха и злобно оскалился:

— Мои клинки — твои клинки, Лев…

Пятый день первой десятины второго травника.

…Порыв ветра, ворвавшийся в окно — бойницу, качнул язычок пламени мерной свечи, пробежал по моему правому предплечью, подхватил огненно — рыжие волосы, разбросанные по подушке, и бросил их в лицо хозяйке.

Мэй смешно сморщила носик, шевельнула ресницами, нащупала мою руку, прижалась к ней щекой и сонно спросила: