Парадокс Ферми - Феликс Разумовский

Гром не просто вспарывал небо — он грохотал беспрерывно, сотрясая Вселенную. Слева пронеслась тень смерча, было видно, как падали столбы и рвались, рассыпая искры, высоковольтные провода. Брагин подлетел к переезду, расплёскивая миниатюрные озёра и только молясь, чтобы там не оказалось застрявшего поезда. Это было бы чревато двадцатикилометровым объездом… если бы ему вообще удалось выбраться назад на шоссе. Переезд оказался свободен, и «Хаммер» ринулся дальше. «Дворники» еле справлялись с потоками на стекле.

У самого съезда на свою улицу Брагин бросил машину прямо под начавшую крениться сосну и успел, и огромное дерево, способное насмерть сплющить машину и его вместе с ней, лишь хлестнуло ветками по корме.

Тормознув перед воротами, Брагин испытал момент нерешительности — куда бежать, к себе или всё-таки сразу к соседям, проверять, как там «временно недоступная». Потом выскочил из машины и одним махом взлетел на клёновский забор. Опальный академик надёжно отгородился от враждебного мира, но на таких, как Брагин, его периметр просто не был рассчитан.

Брагин успел заметить, что в доме Насти светилось окно, в гараже по-деловому тарахтел автоматически включившийся генератор, а из трубы вылетали и мгновенно истаивали на бешеном ветру сизые клочья. Маленький островок света и тепла держал оборону.

«Ну, слава тебе, товарищ боженька…» Успевший основательно вымокнуть Брагин хотел было спрыгнуть с забора… и в это время небеса рухнули наземь. Запредельная сила смахнула Брагина с его насеста и швырнула под передние колёса словно бы присевшего «Хаммера», и уже оттуда он увидел бело-лиловый, с бревно толщиной столб ослепительного огня, который, игнорируя столетние сосны, воткнулся непосредственно в соседскую крышу.

«Настя!..»

Брагин ахнул, выругался и пополз обратно к забору. Секунда-другая — и фары «Хаммера», освещавшие ему путь, внезапно погасли, а Брагина что-то заставило перевести взгляд туда, где в щель под воротами был виден цоколь его собственного дома.

Он увидел, как без всякой внятной причины начал разваливаться угол фундамента. Вот выпали сразу два кирпича… и оттуда, из отворившейся дыры, вдруг ударила ещё одна молния, только не фиолетовая, а мрачно-багровая. Луч сверкнул и пропал, но древнюю ель, попавшую под удар, срезало как ножом. Гулко ударившись о землю торцом, дерево на миг замерло, потом косо пошло вниз, разнесло, не очень заметив, половину брагинско-клёновского забора, вмяло в землю черёмуховые кусты и с влажным хрустом упокоилось на песке.

«Хаммер» ожил, зарокотал, засветил фарами… Стала видна дыра величиной с футбольный мяч, зиявшая в кирпичах и цементе. Края у неё были идеально ровными, как от горячего ножа в куске масла. Из глубины тянулся белый дым и пахло горелой бумагой.

— Холера, — сказал Брагин. Подхватился на ноги и снова рванул на соседский участок. Уже спрыгивая с забора, он сообразил, что перестал слышать треск и грохот вокруг.

Небо по-прежнему светилось всё целиком, озаряемое невероятными разрядами по ту сторону туч. Соседский дом ещё стоял, он даже не загорелся, но выглядел… каким-то покосившимся и осевшим, словно под ним разверзлось болото. Если бы Брагин присмотрелся, он бы увидел, что дом прямо на глазах оседал, уходил, врастал в землю. Но Брагину было не до того. Прямо к нему, пошатываясь и спотыкаясь, в закопчённом халатике и босая, шла Настя. Она несла на руках обмякшего Кузю и почему-то держала на отлёте ладони. Вот она зацепила плечом сосновый ствол и едва не упала. Её губы двигались, но Брагин не мог разобрать, что она говорила.

— Настя! — закричал он и на этот раз кое-как услышал собственный голос. — Настя, я здесь! Я здесь!..

— Коля… — Она всхлипнула и, кажется, в первый раз назвала его просто по имени. — Отец там, в подвале… И Ладка с ним… А мне дверь не открыть… Я их звала, звала…

Дом у неё за спиной тяжко застонал и осел сразу на полметра, весь целиком. Оттуда явственно тянуло вулканическим жаром, а на ладонях у Насти кровоточили ожоги. Брагин мгновенно и явственно понял, что спасать на соседской даче было уже некого. В это время клёновский дом начал таять, как восковой. С деревом, металлом и камнем творилось нечто, школьным курсом физики не описываемое, вещества переходили в агрегатное состояние, неведомое ортодоксальной науке.

— Я тут, я с тобой, — крепко обнимая девушку, только и мог выговорить Брагин. — Держись, Настя… держись…

Крыша дома растаяла и стекла, стены сделались пластилиновыми и оплыли. Какое-то время внутри просматривался угловатый силуэт печи, потом скомкало и его. И наконец жар начал спадать.

А «Хаммер» всё светил фарами, озаряя дырку в фундаменте. Внутри, в просторной нише, лежали обгоревшие пачки долларов. Тут же поблёскивали золотые монеты, играли каменья, высыпавшиеся из ветхих мешочков. В углу безошибочно угадывался ствол, завёрнутый в почерневшую тряпку. А в центре ниши виднелось невзрачное, дешёвое с виду кольцо.

Вопреки всем законам физики оно парило в воздухе в самом центре провала, и маленький камень светился злым красным огнём. Он был очень похож на кровавый глаз затаившегося упыря…

Зал Принятия Ответственных Решений был стилизован под поверхность планеты Сагхарра. Унылые пески, громоздящиеся жёлтые скалы и сероводородное зловоние рвущихся из-под земли гейзеров. Суровая обстановка была призвана искоренять благодушие и компромиссы, настраивать присутствующих на максимальную непредвзятость, взвешенность и ответственность.

За столом — обломком плоского камня, застрявшим на невысоком холме, — сидели четверо. Гарьят, полусотник Чинаппа, Броан и Командир. Разговаривали они негромко, двигались скупо, ничем не выдавая эмоций. С такими лицами беседовать разве что о рисунке созвездий или ещё о чём-то, что не получится изменить, а значит, не стоит и переживать по этому поводу.

Ещё в Зале Решений присутствовал муркот, но в обсуждении текущих вопросов участия не принимал. Попав в имитацию Сагхарры, он тотчас задействовал мимикрию и скрылся из глаз. Броан сказал, что муркот отправился поискать змей. Так он всегда поступал, попадая в новые условия, хоть естественные, хоть искусственные. Могуча генная память, и кто не желает считаться с ней, долго не проживёт.

— Итак, полусотник. — Командир повернулся к Чинаппе и дёрнул лысой головой, словно кого-то боднул. — Можете что-нибудь добавить по существу?

Хотя добавлять было уже нечего. И так набралось под самый край.

— Да, это я подсказала землянину с помощью его дочери начатки алгебры Хартимека, — ровным голосом ответила бронзовокожая женщина. — Да, я хотела, чтобы он довёл до ума свой преобразователь и дал отпор ставленникам рептов. Да, я полностью признаю свою вину и готова ответить за нарушение устава. Признаю, но не раскаиваюсь! — Голос дочери Шести Звёзд внезапно окреп и зазвенел. — Я жалею только о постигшей меня неудаче. Я считаю и буду считать, что вселенскую скверну нужно выжигать лучемётами. У тварей, которые корысти ради обрекают детей на муки и смерть, не должно быть права на жизнь!