Хранитель вод - Чарльз Мартин

Несмотря на то что все обитатели нашего городка относятся к Боунзу как к беззаботному и веселому «всеобщему папаше», которого очень легко и приятно любить, он тоже бродит по этим горам буквально часами. Он знает их как свои пять пальцев, и от его острого взгляда не укроется ни сломанный сучок, ни сброшенный с тропы камешек. Боунз бережет свое стадо, как настоящий пастух.

Поначалу – за неимением ничего лучшего – мы звали наш форт просто Город, однако на исходе четвертого года его существования одна девушка сказала несколько слов, которые все изменили. Ее судьба, кстати, была тяжелее, чем у многих. Ее похитили из собственного дома и продали в сексуальное рабство. В течение двух лет она переходила из рук в руки, вынесла такое, что и описать невозможно. Чтобы не сойти с ума, она начала принимать наркотики – любые, какие только попадались под руку. Все годилось, чтобы притупить боль, которую причиняли ей настоящее, прошлое и будущее.

Нам потребовалось довольно много времени, чтобы ее разыскать. Когда же нам это удалось, мы переправили ее в Город на самолете. Два месяца она провела в палате интенсивной терапии нашего госпиталя, после чего Боунз взял ее под свое особое покровительство. Зная, что́ довелось пережить бедняжке, я поначалу думал, что из этого ничего не выйдет. Мне вообще казалось удивительным, как ей удается выдерживать присутствие мужчины – любого мужчины, – который приближался к ней на расстояние вытянутой руки. Но Боунз… это Боунз. Всеобщий отец, «дедушка Боунз» и так далее. Благодаря его усилиям девушка не только полностью излечилась, но и закончила колледж, выучилась на медсестру, поступила на работу в наш госпиталь и стала выхаживать других девушек – таких же, какой она сама когда-то была.

И не просто выхаживать, но и возвращать к жизни, в высшем смысле этого слова.

Потом она познакомилась с парнем из числа наших охранников и они решили пожениться. По просьбе девушки к алтарю ее должен был вести, естественно, Боунз.

Но я отвлекся. Итак, Город… В начале его существования девушкам, которые в нем жили, очень хотелось взобраться на ближайшую гору, высота которой составляла больше четырнадцати тысяч футов. Проблема заключалась в том, что большинство девушек попадали к нам очень слабыми, нередко – с различными травмами после побоев и издевательств, поэтому, прежде чем пускаться в путь по непростой горной тропе, всем им требовались месяцы и месяцы лечения и реабилитации. Нам, однако, не хотелось лишать их удовольствия, поэтому мы с Боунзом, недолго думая, купили и установили кресельный подъемник, какие бывают на лучших альпийских курортах. На этом подъемнике можно было, не напрягаясь, подняться на вершину, где мы выстроили небольшой домик. Он и в самом деле был небольшим, но там было все необходимое: настоящий камин с запасом дров и кофе-машина. Мы назвали домик Орлиное Гнездо. Не оригинально, я знаю, но выдумывать что-то не столь банальное нам было некогда – у нас хватало дел поважнее.

И вот, за пару недель до свадьбы, мы вчетвером – девушка с женихом и мы с Боунзом – поднялись на вершину и сидели на веранде домика, попивая кофе и любуясь горным пейзажем (а с такой высоты окрестности прекрасно просматривались почти на сто миль в любую сторону). Внезапно девушка покачала головой и сказала:

«Я помню… помню, как я лежала в темноте, каждый час принимая по мужчине. До сих пор не знаю, сколько это продолжалось – несколько дней, недель или, может быть, месяцев. В конце концов мне стало казаться, что моя душа вот-вот покинет меня, отлетит… выскочит из тела просто потому, что находиться внутри него ей было слишком больно. И я не собиралась ее удерживать. Я готова была отпустить ее, потому что не понимала, как кто-то – и в первую очередь я сама – может в такой ситуации продолжать цепляться за жизнь… Да и жизнью-то мое существование назвать было нельзя. Это была грязь, грязь, грязь… грязь и унижение, которым не видно было конца. – Она немного помолчала, продолжая задумчиво качать головой, потом повернулась и посмотрела на нас. – Я уже почти решилась, но тут вы вышибли дверь, взяли меня на руки и понесли… Вы перенесли меня сюда. Здесь я снова научилась дышать. Просыпаться. Радоваться каждому новому дню. В конце концов я почувствовала, как во мне начинает оживать что-то давно забытое – что-то, чего я давно не чувствовала. Это была надежда… Надежда, что однажды появится человек, и он не станет попрекать меня прошлым, он увидит во мне обыкновенную девчонку, у которой есть только одно желание: любить и быть любимой. Человек, который не станет считать меня грязной и испорченной. Человек, которому и в голову не придет относиться ко мне как к вещи, что можно использовать, а потом выбросить… – Она опустила руку на перила веранды, на которых лежал валик пушистого снега, слепила небольшой снежок и швырнула его в пропасть. – Вот так выбросить…»

После этого она несколько минут плакала в объятиях своего жениха, а потом произнесла те самые слова, которые изменили название нашего Города. Глядя то на Боунза, то на меня, девушка задумчиво проговорила:

«Я уже не верила, что когда-нибудь пройду по проходу в белом платье невесты. Я была уверена, что я этого не заслуживаю. Да и как я могла надеяться на что-то подобное, если я… И все-таки так будет. Я не совсем понимаю, как это могло стать реальностью, но любовь каким-то образом проникла в меня, в мое сердце, очистила его от прошлого, омыла изнутри, уничтожила все темные пятна и шрамы, с которыми не справятся самые лучшие лекарства и моющие средства. И любовь не только очистила меня. Она сделала меня новым человеком, а это еще удивительнее. Теперь я даже на себя смотрю другими глазами…»

Тут она взяла своего жениха за руку и продолжила:

«Я говорю вовсе не о том, что Джон видит меня сейчас такой, какой я хотела бы выглядеть в его глазах. Я имею в виду, что теперь я и сама смотрю на себя новыми глазами, и мне очень нравится то, что я вижу! – Она негромко засмеялась. – Да, мне нравится то, что я вижу, когда я смотрю на себя в зеркало. Я вижу не наркоманку. Не ничтожество. Не расходный материал. Я вижу нового человека, радостного и счастливого, и этот новый человек мне по душе. Мне очень хочется надеяться, что у девушки в зеркале все будет прекрасно, и я верю, что она сумеет этого добиться. Эта девушка снова стала такой, какой была когда-то. Она очень красива, и у нее есть любящие родители. Скоро она станет женой, а когда-нибудь – и счастливой матерью. Ах, если бы вы только знали, каким несбыточным, невозможным все это казалось мне еще так недавно!»

Взмахом руки она показала на раскинувшийся внизу Город:

«Не могу себе представить, что…» – Она не договорила, и мы еще несколько минут сидели молча. День склонялся к вечеру, температура стала падать, и я сходил в дом, чтобы затопить камин. Когда я вернулся, девушка вытянула руку перед собой, сжала пальцы в кулак, а потом с негромким стуком ударила себя в грудь.

«Я была там. Теперь я здесь. И сделала это любовь, – произнесла она сквозь стиснутые зубы. – Я – свободна! Свободна!»

Так наш город получил название Фритаун[37]. Если не знать всю историю, это название может показаться излишне претенциозным, но… Если есть такой город в Западной Африке, почему бы ему не появиться и в западном Колорадо?