Завоевание Тирлинга - Эрика Йохансен

Новая рана рассекла щеку Торна от виска до уголка рта. Торн застонал, и Келси почувствовала, как крылатое существо внутри нее рычит, силясь разорвать путы. Она рассекла Торну шею, в опасной близости от яремной вены, и алая кровь брызнула на белый лен рубахи. Торн кричал, и крик его был музыкой в ушах Келси, сливаясь с одобрительным ревом толпы, воодушевляя ее. Она увидела себя их глазами: красивая женщина, длинные черные волосы хлопают на ветру, неслыханная мощь и… ужас? Келси заколебалась, увидев разворачивающуюся сцену под другим углом, словно бы за нею стоял кто-то третий, бесстрастно фиксируя ее действия. Торн упал на колени, истекая кровью из полудюжины глубоких ран. Толпа от жадного возбуждения подступила уже вплотную к эшафоту; некоторые залезли по доскам опалубки наверх и тянули руки к Торну, пытаясь схватить его за ноги. Но отпрянули при виде Келси. Даже самые нетерпеливые старались держать руки подальше от Королевы, избегая даже касаться подола ее платья. Ужас, да… как и должно быть. Разум Келси вновь обратился к темной массе мортийской армии, где-то на плодородных равнинах между Кадделом и Крите.

«Мое королевство», – подумала она, и ее внутренние крылья широко расправились, готовясь к какому-то невообразимому полету. На короткое мгновение перед нею вновь предстала та ночь, когда Кибб лежал, умирая, а она вытащила его обратно. То была сила, да, но та сила не спасет Тирлинг. Ее королевство лежало беззащитным, и она ничего не могла предложить, кроме этой тьмы. Черные крылья расправились, заключая Келси в объятия, и она чуть не вздохнула от облегчения, найденном в бездонной глубине, куда не проникал ни один лучик света и где выбирать было так легко, потому что выбора не было.

Она вернулась к Торну, проталкиваясь сквозь его кожу, ища мясо под нею. Ее сознание заострилось в убийственный клинок, и она набросилась на несчастное существо перед собой, рассекая все, до чего могла дотянуться, чуя с безграничным восторгом, как плоть отделяется от кости. Торн выл, его тело теряло форму по мере того, как смещение внутренних органов проступало на коже. Кровь хлынула у него из носа, забрызгав подол платья Келси, но она едва обратила на это внимание. Она уже погружалась в его грудную клетку, нащупывая легкие. Найдя одно, сжала, почувствовав, как оно лопается с тошнотворной легкостью. Изо рта Торна хлынуло еще больше крови, и при виде алого потока, стекающего по подбородку, Келси снова испытала наслаждение до обморока, сходное с тем, что она чувствовала, когда Пэн касался ее ночью. Но это наслаждение было более нутряным, словно удар под дых. Лопнуло другое легкое Торна, и он упал лицом вперед, корчась от боли. Толпа заревела от восторга, и ее рев окончательно завел Келси, она чувствовала себя заряженной, наэлектризованной.

– Я – Королева Тирлинга! – прокричала она, и толпа немедленно затихла. Оглядывая своих подданных, их раскрытые рты, широко распахнутые глаза, устремленные на нее, Келси почувствовала, что держит весь мир на ладони. Она уже испытывала это чувство, вот только не могла вспомнить, когда. Поставив сапог на шею Торну, она надавила, с силой, упиваясь его конвульсиями, наслаждаясь ощущением шеи под каблуком.

– Такова расплата за предательство в моем Тирлинге! Смотрите и запомните!

Шея Торна хрустнула. Он подавился последним кашлем и оцепенел, выгибаясь всем телом, а потом затих. Келси почувствовала, как жизнь его отлетела, словно листья на ветру, но дикая тьма внутри нее не уходила. Напротив, она забилась еще сильнее, требуя, чтобы Королева нашла другого предателя, требуя новой крови. Келси с трудом отогнала ее, чувствуя, что это слишком соблазнительная вещь, требовавшая вдумчивого контроля. Она поглядела на труп под ногами, на грязный отпечаток ее сапога у него на шее. Тьма внутри побледнела до белого тумана, потом исчезла.

– За Королеву! – выкрикнул женский голос.

– За Королеву!

Подняв взгляд, Келси увидела кружки, тут и там возносящиеся над толпой. Люди заранее подготовились отметить событие. Она дала толпе то, чего та хотела, в чем нуждалась… и все же Келси охватили сомнения, а в животе зрело щекочущее чувство беспокойства.

«Кто все это сделал? Королева пик? Или я?

Булава вложил кубок ей в руку, и тут Келси осознала, что вино было обязательным ритуалом. Она подняла чашу, салютуя толпе, судорожно размышляя, нужны ли тут какие-то особенные слова, которых от нее могут ждать. Нет: она – Королева. Она может придумать новую речь, ввести свой собственный обычай, и они затмят все, что было прежде.

– Да здравствует мой народ! – покричала она. – Да здравствует Тирлинг!

Толпа проревела последние слова вместе с нею, потом осушила кружки. Отхлебнув из своего кубка, Келси обнаружила, что Булава, подготовившийся заранее, был не дурак: жидкость в чаше оказалась простой водой. Однако приятной на вкус, так что Келси выпила до дна. Обернувшись отдать ему кубок, она увидела, что Булава по-прежнему сжимает в руке петлю. Как бы он ни старался сделать лицо непроницаемым, Келси почувствовала неодобрение.

– Что, Лазарь?

– Вы изменились, госпожа. Никогда бы не подумал, что увижу вас склоняющейся перед волей взбесившейся толпы.

Келси покраснела. Осознание, что Булава все так же мог заставить ее почувствовать себя пристыженной одним язвительным замечанием, удовольствия ей не доставило.

– Я ни перед кем не склоняюсь.

– Охотно верю.

Булава отвернулся, но Келси схватила его за руку, отчаянно нуждаясь в том, чтобы он понял.

– Я не изменилась, Лазарь. Я повзрослела, вот и все. Но это все та же я.

– Нет, госпожа. – Булава вздохнул, и его вздох пронесся по Келси дуновением рока на ледяных крыльях. – Уговаривайте себя, как хотите, но вы – не та девочка, которую мы забрали из коттеджа. Вы стали кем-то другим.

Арватская лестница была высечена из твердого камня, обесцвеченного белого камня, добытого в горах примерно в Конце Перехода. Но каждый шаг Тайлера становился более осторожным. Его мучили неразумные опасения, что каменные ступеньки заскрипят под ногами. Тайлер поднимался медленно, волоча за собой сломанную ногу. Иногда мимо проходили братья, спускавшиеся по лестнице, награждая его лишь поверхностным взглядом, прежде чем двинуться дальше. Положение Тайлера в качестве священника Цитадели придавало правдоподобности версии, что его могли пригласить в личные покои святого отца так поздно ночью. Но Тайлеру приходилось считать лестничные пролеты, чтобы понимать, где он. Он никогда не забирался в Арвате так высоко. И не знал, суждено ли ему спуститься.

Добравшись до девятого этажа, он шмыгнул с лестницы, прячась в нише в коридоре. От пышности обстановки у Тайлера закружилась голова, убранство этого этажа очень отличалось от простых каменных стен и домотканых ковров, украшающих комнаты братьев внизу. Золото и серебро блестели в свете факелов: подсвечники, столы, скульптуры. Полы кадарского мрамора. Стены, задрапированные красным и пурпурным бархатом.