Сибирская кровь - Андрей Черепанов

Инна Федоровна Черепанова

Федор Александрович почти сразу женился повторно, жил на Украине, в Казахстане и на Кубани, и у него родилось еще два сына – старший опять же Александр и младший Вячеслав. Они оба завели семьи и детей, но Александр прожил недолго. А с Вячеславом, неполнородным братом моей мамы, и его семьей мы подружились, когда в 2013 году после долгих поисков смогли найти их в адыгейском селе Тульское[416]. Там мой родной дед в 1986 году умер и похоронен. В феврале 1990 года Президиум Верховного Суда РСФСР реабилитировал Федора Александровича Куликовского за отсутствием в его действиях состава преступления.

Стоит полагать, что, выйдя замуж за другого, моя бабушка не предала своего невинно осужденного мужа. Она знала о расстрельном приговоре и не имела повода сомневаться в приведении его в исполнение, ее с детьми выставили из служебной квартиры на улицу, имущество конфисковали, на работу не принимали. К счастью, через некоторое время Елену Васильевну Куликовскую с сыном Александром и дочерью Инной приютил у себя в доме постоянно находящийся в разъездах Федор Петрович Щуков, начальник нюрбинского участка правительственной телефонной связи. Он же вскоре стал вторым мужем моей бабушки.

Федор Петрович отличался недюжинной силой, в одиночку устанавливал линейные столбы, с которыми не всегда могла справиться целая бригада из восьми рабочих, не пользовался гаечными ключами, всегда раскручивал и накрепко закручивал любые мотоциклетные гайки пальцами, мог легко поднять за шиворот сразу двух агрессивных мужиков и ударить их лбами. В Нюрбе говорили, что «в нем черт сидит». И не знали, что этот «черт» однажды спас его от большевистской расправы, когда его работящую крестьянскую семью «раскулачивали» под кемеровским Прокопьевском. Тем большевикам понравился большой дом Щуковых, и они явились его конфисковывать. Николай – а это настоящее имя отчима моей мамы – оказал упорное сопротивление, вроде даже кого-то покалечил в обиде за то, что все в его семье было заработано собственным трудом, без привлечения батраков, и Щуковы – никакие не кулаки. Его приковали широкой металлической цепью и приготовили к отправке в районный центр к следователю, но он эту цепь ночью разорвал, взял у своего старшего брата Федора его документы и сразу же подался с ними в далекую Якутию. Искали-то Николая Петровича, а не Федора Петровича Щукова.

В своей работе по телефонизации республики он стал высококлассным специалистом, его крестьянская смекалка обеспечивала первые места вверенного ему участка в обширном регионе Восточной Сибири по скорости устранения аварий. Удивительно то, что Федор Петрович, закончив всего лишь четырехлетнюю школу, успешно взял на себя и личный выход на линию, и текущее руководство деятельностью организации, и функции сопровождения – аккуратно вел бухгалтерию и отчетность.

После регистрации брака с моей бабушкой, Федор Петрович, не имея собственных детей, настоял на том, чтобы пасынку Александру присвоили его фамилию. Фамилию же моей мамы менять не стали. Мол, без толку, ведь она выйдет замуж и опять поменяет. Также поступили с ее старшей сестрой Верой, которую сразу после войны забрали из Александровки и увезли в западно-украинский Костополь, куда Щуков устроился опять же начальником участка. Поработав там полтора года, он заскучал по Якутии, вновь попросился туда и уже в Москве получил направление в Верхневилюйск[417], село неподалеку от Нюрбы.

Мама запомнила, сколь тяжелым был в 1947 году путь туда: семья проехала из Москвы на поезде до Усть-Кута, тут же пересела в местном Осетровском речном порту на пароход и направилась по Лене далеко на север с пересадкой в Якутске на Вилюй. Где-то по дороге моя мама заразилась корью, и ее, по распоряжению медиков, разместили на карантин в пароходном закутке между поленницами дров, чтобы не заразила других. Сказали, что вряд ли выживет. Она часто теряла сознание, а когда приходила в себя, видела рядом отчима, плачущего от полного бессилия выручить свою любимую маленькую падчерицу. Вскоре стал заканчиваться запас продуктов, и от голода спасла лишь встреченная баржа с мукой, что села на мель. Крепкого Федора Петровича направили ее разгружать, и он по ходу долгой работы натолкал в свои карманы этой муки.

Мучная заварка и изготовленные на пароходной печке оладьи помогли моей маме справиться со смертельной болезнью, и семья без потерь добралась до места назначения. Прожили они в Верхневилюйске года три, пока Федора Петровича Щукова не арестовали и не осудили на пять лет за обнаруженные финансовые нарушения еще в Нюрбе. Там он оплачивал мастерам сверхурочные часы по установке многокилометровых линий телефонной связи, оформляя наряды на их родственников. Не помогли ни доказательства, что работа действительно была сделана, ни подтверждения бывшими сослуживцами того, что себе он не брал ни копейки. Наказание отбывалось в Якутске, где Федор Петрович занимался электрообустройством дома на центральной площади Дзержинского, в котором впоследствии был размещен известнейший в городе продуктовый магазин № 4.

А моя бабушка в это время завербовалась разнорабочей на кирпичный завод, но медицинская комиссия в том же Якутске не пропустила ее из-за порока сердца, и она смогла устроиться в городе тоже разнорабочей на предприятии, снабжающем организации автомобильными запчастями. Была и истопником, и уборщицей, и курьером. Платили мало, отчего денег еле хватало ей и ее троим детям на питание, а, скажем, одежды купить не могли, и Александр, старший брат моей мамы, целый год то ли из-за отсутствия обуви, то ли потому, что помогал своей маме курьерствовать, не ходил в школу. Правда, потом он быстро наверстал упущенное и даже претендовал на золотую медаль, но двоих учителей из школы в селе Майя[418], где круглый отличник Александр Щуков заканчивал последний класс, заставили поставить ему по итогу года четверки (и в том на выпускном вечере ему одна из учительниц с горечью созналась). Судя по всему, дело было в ущемленной национальной гордости: кому-то очень не хотелось, чтобы русский парень обошел в успехах якутских выпускников.

Перед Майей семья моей бабушки Елены Васильевны Куликовской пожила еще в Ытык-Кюеле и на территории станции под Хаптагаем[419], в каждом из которых Федор Петрович Щуков занимался телефонным сообщением. Когда моя мама училась в последних классах средней школы и в подготовительном отделении института в Якутске, ее по субботам встречал, а по воскресеньям отвозил обратно отчим. Для этого ему надо было пересекать трехкилометровую Лену зимой по льду на лошадиной подводе, а в теплый сезон – на весельной лодке, преодолевая страшное по силе течение.

Моя мама боготворила своего заботливого отчима,