Крушение - Джонатан Келлерман

Осталось чуть больше сотни метров до налета, о возможности которого никто никогда даже не думал, хотя она существовала всегда. Возможность забрать деньги, которые должны были отправить на бумажный комбинат в Тумбе, чтобы уничтожить. Сжечь. Номерные серии послужили доказательством на суде, а потом Шведский Государственный банк заменил их новыми сериями, новыми купюрами. Но эти деньги все еще стоили столько же, сколько на них указано, они все еще имели хождение. Так что когда человек в иностранном банке (в его и Сэма случае это была женщина по имени Дарья из Сбербанка России) купит их по сниженной цене и, в свою очередь, продаст назад Шведскому Государственному банку, закон даст этому сотруднику Сбербанка право на сто процентов от их стоимости.

Пятьдесят метров. Первая развилка.

И ощущение нереальности.

Один из самых известных преступников страны – а до того понедельника, когда его выпустили на свободу, еще и классифицируемый как «очень опасен» – свободно передвигался в сердце шведской полиции, одетый в полицейскую форму.

Все было так близко, что ему хотелось смеяться, смех пузырился у него внутри.

Лео, так никого и не встретив, повернул на подземном перекрестке направо. Операция проходила легче, чем он смел надеяться.

Он знал, что принцип работает. Прорехи в системе только на руку тем, кто взял на себя труд немножко подумать. Соглашение о вечной стоимости денег (купюры и монеты, выданные центральным банком государства, всегда стоят столько, сколько на них обозначено) уже проверялось в Бельгии всего пару лет назад.

Бельгийский центральный банк принял для уничтожения один миллиард монет в два евро, старых кругляшей, которые следовало заменить новыми. Золотистых, с серебряным ободком. Машина выбивала середину и отбрасывала золотое направо, а серебряное – налево. Центробанк потом продал все это дерьмо как лом. В тот раз пораскинули мозгами и воспользовались прорехами в системе владельцы одного китайского предприятия. Которое купило обе партии лома. И распорядилось, чтобы его сотрудники вручную соединили части. Два миллиарда евро! Металлический лом, который купили за гроши, а потом отправили назад, в национальный банк Бельгии, с комментарием: «Мы хотим полную цену за эти разменные монеты; спасибо».

Шестьдесят пять метров и второй поворот – налево на следующем перекрестке.

Полпути до цели, до хранилища конфиската.

И тут нереальность внезапно обернулась реальностью. Потому что с другого конца к Лео приближался первый встреченный им в коридоре человек. Один-единственный. Женщина, в этом Лео был уверен. Одета в гражданское и выглядит целеустремленной – она здесь как дома. Если они продолжат двигаться с той же скоростью, то встретятся как раз под камерой возле его пункта назначения.

Лео провел руками по бритой макушке, тонкий слой щетины уже начал отрастать, несколько раз моргнул, чтобы убедиться, что линзы прилегают плотно, и чтобы ослабить раздражение и давление на роговую оболочку. Наконец он покатил тележку дальше, вдоль бетонной стены. Если он хочет убраться отсюда вовремя, то должен пройти мимо этой женщины без раздумий.

Всего через несколько секунд они взглянут друг на друга, обменяются кивками и пойдут дальше. Но – в гражданском? Без каких-либо знаков принадлежности к профессии? Может, он зря нервничает, может, она не из полиции.

Он нервничает не зря.

Она из полиции.

Из всех возможных здесь людей… она?

Темные вьющиеся волосы. Серебряные кольца в ушах. И взгляд, который отказывался уйти в сторону, сколько бы его ни провоцировали в допросной.

Элиса-чего-то-там.

Он услал Бронкса далеко отсюда, он сделал все, чтобы полицейский, знавший его, причем знавший лучше всех, не мешался на пути.

Но Лео не рассчитывал встретить здесь ее. Ее, которая увела его прямо с кухни материнского дома. Ее, которая сидела напротив, когда он сознательно вел себя хамски, вызывающе, чтобы добраться до Бронкса. Он произвел впечатление… отпечатление… она отлично его запомнила.

В первый раз он усомнился в надежности своего маскарада.

Еще три, максимум четыре шага.

Что если после кивка, после цехового «привет», сказанного одним полицейским другому, она узнает его?

На что он готов пойти ради ста трех миллионов крон?

На всё.

И вот они встретились. Мельком глянули друг на друга. Она словно не заметила его. Сосредоточенная, торопится куда-то. Лео кивнул, она едва ответила.

Момент миновал.

Когда она проходила мимо, скрип колеса как раз прекратился, Лео остановился у двери хранилища, перед камерой, которая должна была изучить и узнать его.

Последний взгляд в направлении женщины.

Она тоже остановилась.

Проклятье.

И обернулась.

Проклятье. Проклятье!

Но не для того, чтобы посмотреть на него, а чтобы протащить свою карточку через устройство на соседней двери с табличкой «АРХИВ».

Не из-за него она остановилась.

Она не узнала его.

Лео дышал преувеличенно медленно и равномерно, чтобы заставить тело успокоиться, он просто пытался смотреть в камеру и держать перед ней удостоверение. Наконец послышалось жужжание дверного замка; он вошел.

13.36.40

Лео проверил часы: путь до хранилища занял минуту сорок секунд. Двадцать секунд в активе.

Помещение, где полно бурых пакетов и коробок – и нет очереди, никого перед ним, но и за стойкой выдачи – никого. Он обвел подвальное помещение ищущим взглядом: бесконечные стеллажи с вещами, конфискованными во время расследований. Так же душно, так же пыльно, как вчера. Из соседней комнаты послышался звук; комнаты было не видно, но ощущалась она как значительно бóльшая, скорее – как зал, где хранится основной объем пакетов с уликами. Звук походил на трение, но был более нежным и словно хрустящим – картон о картон, коробки задели друг друга. Звук, напомнивший, как руки обхватывают на чердаке горы старого хлама, который должен освободить место для нового хлама.

– Простите, но мне тут надо было кое-что переставить. Сегодня снова что-то забираете?

Тот же пиджак, что и вчера, красная клетчатая рубашка отлично гармонирует с потными щеками. Оскарссон. У Лео не было доступа к рабочему расписанию персонала хранилища, но он испытал облегчение и благодарность за то, что его встретил тот же человек.

– Да, сегодня снова.

– Эрикссон, да?

Лео кивнул.

– Петер Эрикссон. И у меня…

– Пусть старые преступления освободят место для новых, Эрикссон. Знаешь, сколько улик остается в наши дни после одного расследования?

– По-разному. Зависит от того, сколько выстрелов сделано. Сколько человек участвовало в преступлении. Сколько…