Жестокие слова - Луиз Пенни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она ничего не сделала. Ничего не сказала. Просто поблагодарила Дени Фортена за то, что уделил ей время, согласилась, что все это здорово, согласилась, что они будут поддерживать связь по мере приближения выставки. Они пожали друг другу руки и поцеловались в обе щеки.
А теперь она стояла потерянная, смотрела в одну сторону, в другую. Клара думала поговорить об этом с Гамашем, но потом отказалась от этой идеи. Он был другом, но еще и полицейским, расследующим преступление похлеще грубости.
И все же Клара пребывала в недоумении. Не с этого ли начинались все убийства? Не со слов ли они начинались? Что-то сказанное западало в сердце и там пестовалось. Созревало. И убивало.
«Проклятые гомосеки».
А она ничего не сделала.
Клара повернула направо и двинулась к магазинам.
* * *
— О каких деревянных скульптурах?
— Например, об этой. — Гамаш поставил на стол плывущий парусник с его несчастным пассажиром, спрятанным среди улыбок.
Оливье уставился на него.
Они сгрудились на самом краю мира, сбились в кучу, глядя на океан. Кроме того юноши, который смотрел назад — туда, откуда они пришли.
Теперь не заметить свет в темном небе было невозможно. А небо уже некоторое время почти всегда было темным. Различие между ночью и днем исчезло. Но радость и предчувствие чего-то необыкновенного у обитателей деревни были настолько велики, что они не замечали этого. Или же им было все равно.
Луч света мечом разрезал темноту, тени, падавшие в их сторону. Практически на них.
Король Горы восстал. Он собрал армию из Желчи и Бешенства, армию, возглавляемую Хаосом. Их гнев рассек небо впереди — они искали некоего юношу. Одного юношу. Почти мальчика. И котомку, которую он держал в руках.
Они маршировали вперед, приближаясь с каждой минутой. А жители деревни ждали на берегу, когда их отвезут в землю обетованную. Где ничто не происходит, где никто не болеет и никто не старится.
Юноша бегал туда-сюда в поисках места, где можно было бы спрятаться. Скажем, пещеры, чтобы свернуться там и переждать, стать очень-очень маленьким. И незаметным.
— О, — произнес Оливье.
— Что вы можете рассказать нам об этом?
Страшную армию от жителей деревни отделял один небольшой холм. Час пути. А то и меньше.
Оливье снова услышал тот голос, историю, заполняющую всю хижину, вплоть до самых ее темных углов.
— Смотрите! — прокричал один из жителей деревни, показывая на воду.
Юноша повернулся, ожидая увидеть какой-нибудь ужас, надвигающийся на них из моря. Но увидел он корабль. С полными парусами. Корабль спешил к ним.
— Его послали нам боги, — сказала его старая тетушка, ступив на палубу.
И он знал: это было правдой. Один из богов сжалился над ними и послал мощный корабль и еще более мощный ветер. Они быстро заполнили палубу, и корабль поспешил прочь. Когда они были в море, молодой человек оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как над последним перед морем холмом поднимается что-то темное. Оно поднималось все выше и выше, а над ним летели Фурии, а с флангов двигались Печаль, Скорбь и Безумие. И возглавлял армию Хаос.
Когда Гора увидела крохотное суденышко в океане, она взвизгнула, и вопль наполнил паруса судна, отчего оно быстрее понеслось по океану. На носу счастливые обитатели деревни вглядывались вдаль — не покажется ли земля, их новый прекрасный мир. Но юноша, теснившийся среди них, смотрел назад. На Гору Злобы, созданную им. И на исступление, наполнявшее их паруса.
— Где вы это нашли? — спросил Оливье.
— В хижине. — Гамаш внимательно смотрел на него. Деревянная скульптура, казалось, ошеломила Оливье. Чуть ли не напугала. — Вы ее видели прежде?
— Никогда.
— А что-нибудь похожее?
— Нет.
Гамаш протянул скульптуру Оливье:
— Странная тема, вам не кажется?
— Что вы имеете в виду?
— Посмотрите: все так рады, даже счастливы. Кроме него. — Гамаш прикоснулся пальцем к голове фигурки присевшего мальчика.
Оливье присмотрелся, нахмурился.
— Не могу вам сказать, насколько это высокое искусство. Вам придется спросить кого-нибудь другого.
— А что выреза́л Отшельник?
— Да мало чего. В основном всякие деревяшки. Пытался и меня научить, но я постоянно резался. Руки у меня не из того места растут.
— А Габри на сей счет иного мнения. Он говорит, что вы сами шили себе одежду.
— Это еще ребенком. — Оливье покраснел. — Да и то ерунду всякую.
Гамаш взял у Оливье скульптуру.
— Мы нашли в хижине инструменты для резьбы по дереву. Отправили их в лабораторию и скоро будем знать, ими ли было вырезано это. Но мы оба знаем ответ на этот вопрос. Разве нет?
Они уставились друг на друга.
— Вы правы, — сказал Оливье, рассмеявшись. — Я забыл. Он, бывало, вырезал всякие странные вещи, но эту мне никогда не показывал.
— А что он вам показывал?
— Не помню.
Гамаш редко проявлял нетерпение — это делал инспектор Бовуар. Он захлопнул свой блокнот. Звук получился не очень приятный. Но конечно, далеко не передающий раздражение инспектора на свидетеля, который ведет себя как малолетка, пойманный на краже печенья с кухни. Отрицает все. Лжет по любому поводу, словно не может удержаться.
— Постарайтесь, — сказал Гамаш.
Оливье вздохнул:
— Я чувствую себя виноватым. Он любил вырезать по дереву. И просил меня достать ему материал. Он просил совершенно конкретную вещь. Красный кедр из Британской Колумбии. Мне этот материал достал Старик Мюнден. Но когда Отшельник начал подсовывать мне свои поделки, я был очень разочарован. В особенности потому, что он перестал давать мне столько старинных вещей из своей хижины, сколько давал прежде. Только вот эти. — Он махнул рукой в сторону скульптурки.
— И что вы с ними сделали?
— Я их выбрасывал.
— Куда?
— В лес. Возвращаясь домой, я зашвыривал их в лес. Зачем они мне?
— Но эту вещь он вам не давал. Даже не показывал, верно?
Оливье кивнул.
Гамаш помедлил. Почему же Отшельник спрятал две эти вещи? Что в них было такого, что отличало их от других? Возможно, он подозревал, что Оливье выкинул остальные. Возможно, он подозревал, что Оливье нельзя доверить эти творения.
— А что значит вот это? — Старший инспектор показал на буквы, вырезанные на нижней стороне скульптуры.
НЭШЬШ
— Не знаю. — Оливье слегка разволновался. — На других ничего такого не было.