Жестокие слова - Луиз Пенни

Гамаш кивнул.

— На ней были следы крови. Крови убитого, как утверждают в лаборатории. Но когда они сняли кровь, обнаружилось и кое-что еще. На деревяшке было вырезано не «Вор». Из-за крови буквы стали нечеткими. Когда кровь смыли, оказалось, что там вырезано…

— «Воо», — сказал Бовуар. — И вы решили, что если на одном «Воо», то и на другом тоже должно быть «Воо».

— А ты как считаешь?

— Мне кажется, предпочтительнее «Вор». — Бовуар снова посмотрел на паутину. — Это слово, по крайней мере, имеет какой-то смысл. А что значит «Воо»?

Они задумались. Если бы кто-то случайно набрел на эту хижину и зашел внутрь, то увидел бы группу взрослых людей, которые стоят совершенно неподвижно, смотрят перед собой и время от времени бормочут то «воо», то «вор».

— Воо, Воо, — вполголоса проговорил Морен, который пытался найти в странном слове хоть какой-то смысл, а не овечье блеянье. Но чем больше он это повторял, тем большей глупостью ему это казалось. — Воо, — прошептал он.

Молчал только Гамаш. Он слушал их, но его ум был занят другой новостью. Лицо его посуровело, когда он задумался о том, что еще обнаружилось, после того как с деревяшки смыли пятна крови, оставленные чьими-то пальцами.

* * *

— Он не может здесь оставаться.

Марк сунул руки под кран в кухне.

— Он мне тоже здесь не нужен, но, по крайней мере, здесь мы можем за ним наблюдать, — сказала Кароль.

Все трое смотрели в кухонное окно на старика, который, скрестив ноги, сидел на траве, погруженный в медитацию.

— Что вы имеете в виду под «наблюдать»? — спросила Доминик.

Она была очарована своим свекром. Тот обладал своеобразным магнетизмом, способностью притягивать людей. Она понимала, что когда-то он был сильной личностью, имел власть над людьми. И вел он себя так, будто все еще не утратил прежних способностей. В нем сохранилось какое-то жалкое достоинство. Но еще и коварство.

Марк схватил кусок мыла и принялся намыливать руки до локтя, словно хирург перед операцией. Он штукатурил стену и теперь соскребал с рук грязь.

Работа была трудная, и почти наверняка он делал ее не для себя — для кого-то другого. Для нового владельца гостиницы и спа-салона. Вот он и делал работу кое-как.

— Я имею в виду, что вокруг Винсента вечно что-то происходит, — сказала Кароль. — Всегда так было. Он плыл по жизни в этаком величественном корабле. И не обращал внимания на обломки других судов, остающиеся у него за кормой.

Она могла бы выразиться и пожестче, но в ее голосе слышалась нотка снисходительности. Ради Марка. На самом деле она вовсе не была убеждена, что Винсент не замечал обломков за кормой. Она пришла к убеждению, что он умышленно направлял свой корабль на других. Уничтожал их. Менял курс, чтобы их настигнуть.

Она была его нянькой, помощницей, прислугой. Его свидетелем и, наконец, его совестью. Поэтому, вероятно, он и возненавидел ее. А она — его.

Они снова посмотрели на человека, который недвижно сидел в саду, скрестив ноги.

— Я не могу сейчас брать на себя еще и такую обузу, — сказал Марк, вытирая руки.

— Мы должны позволить ему остаться, — сказала Доминик. — Он твой отец.

Марк посмотрел на нее со смесью недоумения и грусти.

— Он сделал это с тобой, да? Очаровал?

— Я не какая-нибудь наивная школьница, ты знаешь.

И это заставило Марка замолчать. Он знал, что его жена умела укрощать богатейших интриганов в канадском финансовом мире. Но доктор Винсент Жильбер был не похож на них. Он обладал какой-то магнетической силой.

— Извини. Столько всего вокруг происходит.

Он думал, что переезд в деревню будет как глоток свежего воздуха после корысти, страха и интриг финансового квартала. Но пока что он нашел здесь мертвое тело, перенес его в другое место, уничтожил их репутацию в деревне и был обвинен в убийстве. Теперь он чуть не выкинул святого из их дома и уж совершенно точно напортачил со штукатуркой.

А осень еще даже не успела окрасить листья в свои цвета.

Но когда это случится, их здесь уже не будет. Они найдут другой дом и обретут надежду, что на сей раз у них все получится. Ему не хватало относительной простоты мира бизнеса, где гло́тки перереза́ли не задумываясь и почти каждый день. Здесь же все казалось таким приятным и мирным, но таковым не было.

Он снова посмотрел в окно. В саду сидел его отец, скрестив ноги, за его спиной в поле паслись две старые измученные лошади и существо, возможно принадлежавшее к семейству лосей, а вдали разгуливала еще одна лошадь, покрытая коркой грязи, лошадь, которая давно уже должна была пойти на корм собакам. Нет, у него были другие планы, когда он переезжал за город.

— Ты знаешь, Марк прав, — сказала Кароль невестке. — Винсент добивается своего либо грубой силой, либо обаянием, либо говоря о своей вине. Но он всегда получает то, что хочет.

— А чего он хочет? — спросила Доминик.

Вопрос казался резонным. Тогда почему же на него было так трудно ответить?

Раздался звонок в дверь. Они переглянулись. За последние двадцать четыре часа они научились бояться этого звука.

— Я открою, — сказала Доминик и быстрым шагом вышла из кухни, а минуту спустя появилась в сопровождении маленького мальчика и Старика Мюндена.

— Вы, наверное, знаете моего сына, — сказал Старик, когда с улыбкой поздоровался со всеми. — Ну-ка, Шарли, что мама просила тебя сказать этим милым людям?

Они ждали, пока Шарли вспоминал, потом он показал им палец.

— Вообще-то, он научился этому у Рут, — пояснил Старик.

— Хороший пример для подражания. Может быть, он и виски выпьет? — спросила Кароль.

Красивое загорелое лицо Старика Мюндена расплылось в улыбке.

— Нет, Рут давала ему мартини, а мы стараемся не смешивать напитки. — Теперь повадки Старика стали какими-то неловкими, и он, положив руки на плечи Шарля, прижал мальчика к себе. — Я слышал, что он здесь. Вы не будете возражать?

Марк, Доминик и Кароль недоуменно смотрели на него.

— Возражать? — переспросила Доминик.

— Доктор Жильбер. Понимаете, я видел его в лесу. Я знал, кто он такой, но не знал, что он ваш отец.

— Почему же вы ничего не сказали? — спросила Доминик.

— Это было не мое дело. Он, кажется, не хотел, чтобы его видели.

И Марк подумал, что все гораздо проще, чем он думал, — он, склонный все осложнять. Мир бизнеса убедил его, что ему до всего есть дело, хотя это было не так.

— Не хочу его беспокоить, — продолжал Мюнден, — но я подумал, может быть, он нас примет. Может быть, я познакомлю с ним Шарля. — Было видно, что молодому отцу, вовсе не лишенному чувства собственного достоинства, с трудом дается этот разговор. — Я читал и перечитывал его книгу. «Бытие». Ваш отец великий человек. Я вам завидую.