Песнь Сорокопута - Фрэнсис Кель

– А что-то было? Он почти все пары на тебя пялится.

– А ты, я смотрю, все пары пялишься на него? Лучше бы с таким рвением учёбой занялся. – Брат внезапно поднялся. Я чуть не вскрикнул от неожиданности. Послышался звон стаканов. Кажется, он принёс графин и наполнил стакан водой. Мне вдруг очень захотелось пить.

– На оценки не жалуюсь. Так что с Оскаром? Вы были только друзьями или что-то большее? – теперь поднялся и Люмьер.

– Только друзьями.

– А выглядит так, будто…

– Свои фантазии оставь при себе.

– Ладно… У меня в голове не укладывается. Он же предатель! И его отец тот ещё сукин сын.

– Я не хочу обсуждать Оскара за его спиной.

– Без проблем. Сейчас я ему выскажу всё, что я о нём думаю. – То ли в шутку, то ли серьёзно, но Люмьер направился к выходу из столовой.

– Прекрати.

– Зайду с другой стороны. Оскар знает, что принц жив? – Люмьер развернулся.

Я просто поражался, как мне повезло спрятаться под столом. Надо было с самого начала до этого додуматься, тогда бы не пришлось замерзать на улице.

– …Да.

– Ты ему сказал?

– Нет!

– Так откуда он знает?

– Мистер Вотермил ему рассказал.

– И ты терпел Оскара в своём окружении… Как ты мог с ним дружить? Он опасен.

– Я знаю… Я просто думал, что он не такой, как его отец.

– Говоришь, что изменился, но остался таким же наивным. – Люмьер подошёл ближе к Гедеону. Вновь послышался звон стаканов.

– Я надеялся на то, что Оскар не знает всей правды.

– Надежда в нашей ситуации бессмысленна. Когда ты планируешь рассказать принцу правду?

– А нужна ли ему эта правда? Он живёт обычной жизнью подростка, – проговорил Гедеон.

– Но он не обычный подросток.

Неужели я узнаю о том, кто этот принц! Разнервничавшись, я зажал рот рукой, боясь, что выдыхаю слишком громко.

– Я просто хочу его защитить, – выдохнул брат.

– Гедеон, он тебе не родной. Он наш принц. Наши семьи несколько веков защищают императорскую семью. У тебя нет права врать ему, прикрываясь братскими чувствами.

– Может, мы ошибаемся? Вдруг последнего принца Бёрко не спасли?

– Не неси чепухи… Я понимаю, что за все эти годы ты свыкся с мыслью, что вы семья… Но ты должен принять этот факт. Готье – не твой брат.

Я сидел не шелохнувшись. В какой-то момент осознал, что не дышу, словно время остановилось. Казалось, что вот сейчас Гедеон поднимет длинный край скатерти, посмотрит на меня холодным надменным взглядом и насмешливо произнесёт: «Ну что, поверил?» Как же я желал этого. Пусть он поднимет меня на смех, пусть глумится, ведь я, наивный, принял за чистую монету их небольшой спектакль. Нет, я бы даже не обиделся. Уж лучше так, чем продолжать сидеть под столом, пытаясь принять жестокую реальность.

Я будто бы очутился в эмоциональном коконе. Такое уже происходило, когда хоронили маму. От нахлынувших эмоций я упустил пару брошенных Люмьером фраз. Гедеон при этом многозначительно молчал. Мне хотелось подняться, перевернуть стол и обвинить брата в том, что он легко поддался на провокации Люмьера. Впервые я столкнулся с неуверенным Гедеоном. Это было совсем не в его стиле. Брат всегда казался твёрдым как камень, но сейчас он с лёгкостью сдался. Неужели всё сказанное – правда?..

Время шло, Гедеон и Люмьер вернулись к обсуждению домашнего задания, и уже никто из них точно не собирался обернуть всё в шутку. Я, как глупец, продолжал надеяться, что вот сейчас раздастся смех и кто-то выкрикнет: «Это розыгрыш, скрытая камера, вас снимают». Господи, да что угодно, лишь бы опровергнуть пугающее: «Готье – не твой брат».

Гедеон – не старший брат. Габриэлла мне не сестра. Отец неродной. Мама…

Я зажмурился, подобрал колени и уткнулся в них носом.

«Дыши, успокойся!» – вновь и вновь повторял я как мантру, но успокоения не находил. Меньше всего мне хотелось всхлипнуть и раскрыть себя. Если раньше я боялся рассерженного Гедеона, то теперь не хотел смотреть ему в глаза. По коже побежали мурашки. Меня охватило ни с чем не сравнимое чувство тревоги.

Я – последний принц Бёрко. Звучало настолько нелепо, что я отказывался в это верить. Может, они сами не знали всей правды. Голос Гедеона звучал нерешительно, в то время как Люмьер был уверен в своих словах. Что, если Люмьер ошибается? Последователи Бёрко всегда славились своим упрямством и фанатичностью.

Я многое знал об императорской семье благодаря урокам истории. И теперь Люмьер утверждает, что тот самый последний наследник – я?! Это уже ни в какие ворота. Я вдруг осознал, что очень зол на них. Нет, я был не просто зол, я был в гневе! Они заняты переводом с арабского, безобидным делом, в то время как я понимаю, что вся моя прежняя жизнь оказалась ложью. Это несправедливо. Я точно всего этого не заслуживал. Я не заслуживал смерти матери, холодного отношения брата, завышенных требований отца и уж точно не заслуживал того, что вот уже шестнадцать лет жил во лжи.

Я отказывался верить им, но мысль об убитой семье, как чёрный прожорливый червь, поселилась в голове. Зарони в человеке сомнение, и при подходящих условиях оно будет расти в геометрической прогрессии. Я боялся дать своим сомнениям возможность взять надо мной верх.

Люмьер положил ногу на ногу, но я был так ошеломлён и встревожен, что даже не сразу обратил на это внимание. Моя рациональная часть взывала к тому, чтобы взять себя в руки и отодвинуться, пока Уолдин не задел меня, другая, паникующая часть, не способная связать сейчас и двух слов, орущая глубоко в сознании: «Это неправда!» – позволяла мне наблюдать, как ступня гостя покоится в пяти сантиметрах от моего плеча. Прямо над головой внезапно зазвонил смартфон. Гедеон поднялся, потянулся к телефону и выключил звук.

– Дай угадаю, опять Оскар? – усмехнулся Люмьер. Гедеон тяжело вздохнул.

– Ты ясно дал понять, что не хочешь общения. Чего он продолжает?

– Говорит, не успокоится, пока я не объясню причину разрыва, – с раздражением бросил брат.

– А чего там объяснять? Он из семьи Вотермил, по ним психушка плачет.

– Я знаю, что ты его не жалуешь, но, повторюсь, я не люблю оскорблять людей, тем более за их спинами.

– Гедеон, я не оскорбляю. – Люмьер отодвинулся. – Я говорю чистую правду. Не строй из себя обиженку. Тебе не идёт. В глубине души ты со мной согласен. Ну и почему вы поссорились?

– Я не буду с тобой этим делиться.

– Ладно, так уж и быть, я не воспользуюсь этой информацией против него.

– Тоже мне одолжение, – прыснул брат. – Нет.

– Там что-то очень личное?