Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир - Deirdre Nansen McCloskey

чтобы обеспечить торговые возможности для своих купцов, при необходимости силой "20 ."Сила", безусловно, означает "агрессию", и в эссе она неоднократно обналичивается именно таким образом, в футбольно-войсковой риторике "превосходства", "доминирующего положения", "борьбы за власть и изобилие". Во всех работах О'Рурка говорится о том, что выгода от торговли зависит от насилия над "конкурентами", как в футбольной гонке с нулевой суммой. Из подобных пассажей в книге "Финдли и О'Рурк" или в книге "Прадос де ла Эско" нельзя сделать вывод о том, что торговля - это не только "борьба", но и "борьба с конкурентами".

Сура и Доден считают, что торговля взаимовыгодна, что это вопрос в основном кооперации, а не конкуренции.

Правда, люди считали, что меркантилистская агрессия им выгодна. "Торговля и империя, - продолжают О'Рурк и его соавторы в 2008 г., - были неразрывно связаны в сознании европейских государственных деятелей [о чем историк спрашивает: потому что это правда в мире или потому что их ввели в заблуждение?], ...что объясняет непрекращающиеся меркантилистские войны того времени". Это риторика деканов бизнес-школ и журналистов с большим мышлением. Но она не обоснована ни тогда, ни сейчас, во что бы люди ни верили.

Поучительным примером несостоятельной связи агрессии с эко-номическим успехом является блестящая старая книга военного историка Коррелли Барнетта 1972 г. "Крах британской мощи", оказавшая влияние, например, на администрацию Тэтчер в Великобритании. Как и на многих страницах Финдли и О'Рурка, у Барнетта можно многому научиться. Но он тоже смешивает место в турнирной таблице могущества с экономическим успехом и предполагает, как Финдли и О'Рурк, что то, что люди в то время считали важной связью между торговлей, империей, военной мощью и внутренним процветанием, на самом деле так и было. Таким образом, Барнетт:

В XVIII веке английские правящие классы - сиквеархия, купечество, аристократия - были людьми жесткого ума и жесткой воли. Агрессивные и алчные, они рассматривали внешнюю политику с точки зрения конкретных интересов: рынки, национальные ресурсы, колониальная недвижимость, военно-морские базы, промзоны. ... . . Национальная мощь рассматривалась ими как важнейшая основа национальной независимости, коммерческое богатство - как средство достижения власти, а война - как одно из средств достижения всех трех целей. Они считали естественным и неизбежным, что нации должны вести непрерывную борьбу за выживание, процветание и господство.

 

Именно так. Они так и думали. Но они ошибались. И поэтому Барнетт был неправ - даже в удручающем для британской экономики 1972 году - когда он сетовал на "упадок" британской экономики. Он объяснял этот "упадок" мягкостью ума и мягкостью воли, порожденными, в частности, новым евангелическим христианством:

Отмена работорговли в 1807 году в результате кампании, возглавленной Уильямом Уилберфорсом, и отмена самого рабства в Британской империи в 1833 году стали самыми ранними из великих социальных достижений британского евангелизма. . . . Обнимать своих ближних братской любовью, а не поражать их мечом праведности - таково было широкое наставление евангелистов британскому народу. ... . . Вследствие этой духовной революции английская политика перестала основываться исключительно на целесообразном и оппортунистическом преследовании английских интересов. . . .

Гладстон [один из евангелических "мягких"] сказал в 1870 г.: "Величайшим триумфом нашей эпохи будет освящение идеи публичного права как основного закона европейской политики".

 

Анализ Барнетта звучит вполне правдоподобно, и еще более правдоподобно он звучал во времена "реальной политики" 1972 года. Конечно, британская политика, как внутри страны, так и за рубежом, в XIX веке была более этически мотивированной, вплоть до того, что в 1914 г. она пришла на помощь французам вопреки целесообразности, а затем создала государство всеобщего благосостояния, целесообразно или нет, а затем слабоумно устыдилась, когда ее масса в 1956 г. пошла на последнее упражнение в твердолобости в Суэце. Но Британия, несмотря на свое прискорбное падение в мягкотелость, которая была излечена в славной завоевательной войне с аргентинцами, осталась одной из самых богатых экономик на земле и причастна к современному двигателю инноваций, который она запустила. Никакая непрерывная борьба за выживание, процветание и господство, подкрепленная кораблями, людьми и деньгами, дзинго, не объясняет экономического успеха Великобритании ни сейчас, ни в 1972, ни в 1790 году. Новаторство, обеспечиваемое буржуазным достоинством и свободой, объясняет.

 

Глава 25.

 

Не слишком высоко оценивается внешняя торговля и как двигатель роста, если спуститься с таких высот грандиозной стратегии в обыденный мир кривых спроса и предложения. Финдли и О'Рурк критикуют статические экономические модели по этому вопросу, поскольку статические модели "по определению не могут ничего сказать о влиянии торговли на рост " . Было показано, что статические модели не в состоянии объяснить большую часть современного экономического роста, настолько велико то, что нужно объяснить. Это было показано не путем "деконструкции". Он был достигнут путем вывода о том, что статический выигрыш не того порядка величины, чтобы выполнить научную работу. Это эмпирический, научный fic findinging последних fifty лет работы над темой, а не простое деfinition. (Дефиниции, однако, не следует презирать как исторический инструмент - как, например, дефиниции национального дохода или доли внешней торговли, которые позволяют показать незначительность статического выигрыша). Несколькими страницами ранее в своей книге Финдли и О'Рурк сами использовали статические модели спроса и предложения, чтобы сделать правильный вывод о том, что Великобритания делила выгоды от торговли со своими торговыми партнерами с 1796 по 1860 г., увеличивая предложение своего экспорта гораздо быстрее, чем кривые спроса выходили наружу, обращая условия торговли против себя. Это старая и хорошая точка зрения (я сам ее высказал в печати давным-давно, так что она должна быть правильной), она де-факто "статична" и де-факто многое говорит о влиянии торговли на рост.

Учитывая, что статические эффекты, о которых так много говорят в отношении торговли как двигателя роста, невелики, неэкономисты, да и некоторые экономисты, скорее всего, будут утверждать, что "динамические" эффекты спасут этот двигатель. Возможно.

 

Слово "динамика" обладает магическим свойством - экономист Фриц Махлуп однажды включил его в список "ласкательных слов".3 Однако размахивание словом "динамика" само по себе не является достаточным доказательством экономической и исторической мудрости. Как я уже отмечал в отношении аргумента о транспортных улучшениях, необходимо показать, что предлагаемый "динамический" эффект является количественно сильным и действует в правильном направлении. Теорема существования в модели без величин - а это обычная практика в высококлассной экономике - не сделает научной работы.

Например, можно утверждать, что такие отрасли, как хлопчатобумажная текстильная промышленность, стимулируемая британской торговлей, смогли использовать экономию на масштабе, в частности, в производстве текстильного оборудования или в подготовке мастеров-дизайнеров.