Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир - Deirdre Nansen McCloskey

теперь и Китая. Приговор неосмотрителен и несправедлив, он хорош для нескольких экспортеров и плох для всех остальных. "Экспорт или смерть" (или его латиноамериканский перевод "импортозамещение или смерть") - это глупость. Она подрывает разумную внутреннюю политику роста в бедных странах, такую как начальное образование, открытые рынки и соблюдение разумных законов о собственности. Импорт и экспорт для его получения - это переключение внимания, а не само сознание. Торговля как важнейший двигатель: похоже, что нет.

Тем не менее, торговля, конечно, приносит определенную выгоду трейдерам с обеих сторон, иначе бы она не состоялась. Но опять же - и в этом суть проблемы - можно показать, что в статике эта выгода невелика. Один из главных выводов "новой" экономической истории с ее заметным использованием экономической риторики заключается в том, что статические выгоды, как я уже говорил, очень часто оказываются небольшими. Поразительные расчеты Роберта Фогеля в 1964 году о социальной экономии от строительства американских железных дорог в 1890 г..7 В 1970 г. Хоук повторил его для Великобритании с примерно такими же результатами (хотя и более высокими за счет более плотного пассажирского движения). В странах (в отличие от Великобритании и США), не имеющих легко судоходных рек, таких как Мексика (Coatsworth 1979) и Италия (Feno-altea 1971-1972), влияние железных дорог оказалось более значительным. Однако этого никогда не было достаточно для того, чтобы объяснить лишь небольшую часть современного экономического роста. Вывод Фогеля и Харбергера стал частью постепенного осознания экономистами 1960-х годов того, что их любимая система "спрос-предложение" не объясняет "великий факт". Как бы ни были важны железные дороги, как бы ни была важна внешняя торговля для процветания Великобритании, как бы ни был необходим хлопчатобумажный комбинат для промышленных изменений, расчеты приводят к небольшим цифрам, гораздо меньшим, чем шестнадцатикратный коэффициент или даже удвоение.

Что касается торговли? Если рассматривать внешнюю торговлю Великобритании в 1841 г. как отрасль промышленности. Она производила потребляемые импортные пшеницу и пиломатериалы, изготавливая и затем продавая иностранцам экспортные железо и хлопчатобумажный текстиль. С точки зрения экономиста, это и есть все, чем является внешняя торговля, - машиной для производства импортной колбасы для потребления из жертвенных затрат отечественного труда, земли и капитала. В 1841 г. могущественная Великобритания экспортировала около 13% своего национального продукта. Условия торговли - это "производительность" промышленности, которая "делает" пшеницу из хлопчатобумажного текстиля, проданного втридорога (т.е. текстиля, экспортируемого для использования иностранцами). Условия торговли показывают, сколько бушелей пшеницы получали англичане за каждый ярд текстиля. С 1698 по 1803 г. диапазон повышения и понижения трехлетних скользящих средних валовых бартерных условий торговли составлял 1,96, т.е. наибольшее значение делилось на наименьшее; чистые бартерные условия Имлаха позже колебались в диапазоне 2,32, т.е. наибольшее значение делилось на наименьшее.8 Таким образом, на протяжении столетия вариативность условий, на которых велась торговля Британии, составляла около 100%. Таким образом, только 13% всех изменений в доходах можно объяснить внешней торговлей, если говорить в статических терминах и предполагать полную занятость (что является единственным разумным предположением, которое можно сделать от пика до пика делового цикла): 100 × 0,13 = 13%. По-видимому, у нас есть еще одна популярная причина, которая не очень хорошо работает, если говорить количественно. Помните: мы хотим учесть именно 1 500 процентов.

Возникает соблазн рассматривать рост объема производства, отправляемого за рубеж, как двигатель роста. Однако, как уже давно понятно, для этого необходимо, чтобы огромная часть экономики простаивала (в отличие от предположения о полной занятости, которое я только что сделал). И никаких исторических свидетельств тому нет.

Например, нет никаких доказательств того, что реальная заработная плата в период от пика до пика не реагировала на изменения в относительном дефиците труда. Вопрос снова заключается в истинности или ложности теории предельной производительности. Экономист Теодор Шульц несколько десятилетий назад опроверг предположение о незанятых руках в Индии ("неполная занятость, избыточный труд"), отметив, что во время эпидемии гриппа 1919 г., в результате которой погибло ужасающие 5% индийского населения, объем сельскохозяйственного производства не оставался постоянным, как должно было бы быть, если бы предельная производительность дополнительного труда в сельской местности была фактически нулевой. Он упал, чуть менее чем на 5%. Если избыточный труд не применим к Индии 1919 года, то, конечно, он не применим и к Великобритании 1719 года.

Напротив, так называемая модель "отдушина за излишки" смело предполагает, что любые продажи за рубеж заставляют работать ранее бездействующих людей, производящих нулевую продукцию. (Но почему бы продажам внутри страны не иметь такого же "создающего рабочие места" эффекта? В таком случае почему внешняя торговля должна быть чем-то особенным?) Например, считается, что экспорт во французские колонии в XVIII в. позволил привлечь к работе ранее бездельничавших французских рабочих. (Повторяю: почему внутренний спрос на кареты и слуг не дал такого же эффекта?) Однако в 1780-х годах доля экспорта из колоний во французской промышленности составляла всего 2,5%. Прадос де ла Эскосура привел в качестве аргумента параллельный пример Испанской империи. Потери даже этой огромной империи в результате деятельности Идальго-и-Костильи, Симона Боливара и др. не принесли метрополии практически никаких убытков. И снова: торговля, похоже, не работает.

Торговля, таким образом, не может быть двигателем роста - по крайней мере, не в том простом смысле, как это представляют себе неэкономисты, и уж во всяком случае не в тех масштабах, которые необходимы для объяснения значительной части 1500-процентного роста на душу населения в Великобритании с 1700 по 2000 год. Самое глубокое экономическое обоснование состоит в том, что границы стран не могут быть важными или, во всяком случае, не настолько важными, чтобы превратить обменные операции через границу в двигатель, дающий результаты в масштабах современного экономического роста. Торговля, в конце концов, есть торговля, и не должно иметь особого значения, торгуете ли вы с кем-то на соседней улице или с кем-то на другом конце света. В пересечении товарами границ нет ничего волшебного, как давно заметил шведский экономист Бертиль Олин (шведские и канадские экономисты, привыкшие жить рядом с великими медведями Германии и США, как правило, понимают этот экономический момент правильно: можно привести в пример Кнута Викселля или Эли Хекшера, Роберта Манделла или Гарри Джонсон). Ваша собственная, личная торговля с остальным миром составляет большую часть вашего потребления: вы не производите много для себя. Но так происходит лишь потому, что вы малы по сравнению с остальным миром. У таких крупных стран, как Индия или США, доля экспорта в национальном продукте, как правило, ниже, чем у таких маленьких стран, как Тайвань