Белые и синие - Александр Дюма

— Прославленный генерал любезно напоминает мне, «по то же кощунство, с которым мы только что покончили здесь, продолжается в зале заседаний Конвента. В самом деле, две картины кисти террориста Давида, изображающие искупление: смерть Марата и смерть Лепелетье де Сен-Фаржо, все еще оскверняют его стены.

Дружный крик вырвался из всех уст:

— В Конвент, друзья! В Конвент!

— Гражданин Баррас, милейший гражданин Баррас позаботится о том, чтобы нам открыли двери. Да здравствует гражданин Баррас!

Все зрители, которые встретили Барраса шиканьем, закричали разом:

— Да здравствует Баррас!

Что касается Барраса, то он был ошеломлен ролью, которую Костер де Сен-Виктор заставил его играть в своей комедии, где он, Баррас, разумеется, ничего не значил; схватив плащ, трость и шляпу, он бросился вон из ложи и устремился вниз по лестнице к своей карете.

Но, как ни стремительно он покинул театр, Костер успел спрыгнуть с балкона на сцену и с криком «В Конвент, друзья!» исчезнуть за арлекином, спуститься по служебной лестнице и позвонить в дверь Орелии прежде, чем Баррас подозвал свою карету.

Сюзетта тут же прибежала на звонок, хотя и не узнала в нем звонка генерала, а может быть, именно потому, что не узнала.

Костер быстро проскользнул в приоткрытую дверь.

— Спрячь меня в будуаре, Сюзетта, — сказал он. — Гражданин Баррас сейчас явится к твоей хозяйке и лично сообщит, что его ужин достанется мне.

Не успел он договорить, как до них донесся грохот кареты, которая остановилась у входной двери.

— Эй! Живо! Живо! — воскликнула Сюзетта, открывая дверь будуара. Костер де Сен-Виктор устремился туда.

На лестнице послышались поспешные шаги.

— Ну, входите же, гражданин генерал! — сказала Сюзетта. — Я догадалась, что это вы, и, как видите, держала Дверь открытой. Моя госпожа ждет вас с нетерпением.

— В Конвент! В Конвент! — кричала толпа молодых людей, которые шли по улице, ударяя своими тростями по колоннам.

— О Господи! Что там еще? — спросила, входя, Орелия, похорошевшая от нетерпения и тревоги.

— Вы сами видите, дорогая подруга, — ответил Бар-рас, — мятеж, который лишает меня удовольствия отужинать с вами. Я пришел сказать вам об этом лично, чтобы вы не сомневались в моем сожалении.

— Ах! Какое несчастье! — вскричала Орелия. — Такой прекрасный ужин!..

— И такое прекрасное уединение с вами! — добавил Баррас, пытаясь изобразить грустный вздох. — Однако мой долг государственного деятеля — превыше всего.

— В Конвент! — вопили бунтовщики.

— До свидания, прекрасная подруга, — сказал Баррас, почтительно целуя руку Орелии. — Мне нельзя терять ни секунды, если я хочу опередить их.

И, верный своему долгу, как он сам сказал, будущий член Директории лишь поспешил перед уходом вознаградить Сюзетту за ее верность, сунув ей в руку пачку ассигнатов, и помчался вниз по лестнице.

Сюзетта закрыла за ним дверь; видя, что она поворачивает ключ на два оборота и задвигает засов, ее хозяйка воскликнула:

— Что же ты делаешь?

— Сами видите, госпожа, я запираю дверь.

— А как же Костер, несчастная?

— Обернитесь-ка, госпожа, — сказала Сюзетта. Орелия издала изумленный и радостный возглас. Костер вышел из будуара на цыпочках и стоял позади нее, склонившись в полупоклоне и согнув локоть.

— Гражданка, — сказал он, — не окажете ли вы мне честь опереться на мою руку и пройти в столовую?

— Но как вам удалось? Как вы за это принялись? Что вы придумали?

— Вы узнаете об этом, — сказал Костер де Сен-Виктор, принимаясь за ужин г-на Барраса.

Одним из постановлений, принятых роялистским агентством с Почтовой улицы после отъезда Кадудаля, то есть в конце заседания, о котором мы рассказали, было решение собраться на следующий день во Французском театре.

Вечером людской поток, возглавляемый полусотней представителей «золотой молодежи», устремился, как уже было сказано, к Конвенту; но их лидер, Костер де Сен-Виктор, исчез, точно сквозь землю провалился; толпа и мюскадены натолкнулись на закрытые двери Конвента, члены которого были вдобавок извещены Баррасом о предпринятом на них наступлении.

Для искусства было бы прискорбно, если бы две картины, на которые ополчилась толпа, были бы уничтожены. Особенно ценной была одна из них — шедевр Давида «Смерть Марата».

Между тем Конвент, видя, какие опасности его подстерегают, и понимая, что в любой момент в Париже может проснуться новый вулкан, решил заседать беспрерывно.

Трое депутатов — Жилле, Обри и Дельмас, принявшие четвертого прериаля командование вооруженными силами, получили приказ подготовить все необходимые меры для обеспечения безопасности Конвента. Тревога достигла предела, когда, по сообщению тех, кто наблюдал за приготовлениями к следующему дню, стало известно, что собрание вооруженных граждан должно состояться во Французском театре.

На следующий день, третьего октября, то есть одиннадцатого вандемьера, Конвент собирался отметить в том же зале заседаний мрачную дату в память о жирондистах.

Некоторые предлагали перенести это заседание на другой день, но Тальен взял слово и заявил, что было бы недостойно Конвента прерывать свою деятельность как в спокойную пору, так и в час опасности.

И Конвент тут же принял декрет, предписывавший всякому незаконному собранию избирателей разойтись.

Ночью происходили всевозможные стычки в самых отдаленных районах Парижа, раздавались выстрелы, гибли люди. Повсюду, где члены Конвента встречались с секционерами, тотчас же начинались потасовки.

Секции, присвоившие себе право самостоятельно принимать решения, также издавали декреты.

Согласно декрету секции Лепелетье, было назначено собрание секций одиннадцатого числа в театре Одеон.

То и дело приходили ужасающие новости из прилегающих к Парижу городов, в которых находились комитеты роялистского агентства. В Орлеане, Дрё, Вернее и Нонанкуре вспыхнули восстания.

В Шартре народный представитель Телье пытался остановить мятеж, но потерпел неудачу и застрелился.

Шуаны срубили повсюду деревья, посаженные четырнадцатого июля и ставшие славными символами народного триумфа; они же изваляли статую Свободы в грязи; в провинции, как и в Париже, патриотов убивали на улицах.

В то время как Конвент принимал решения против заговорщиков, заговорщики действовали против Конвента.

В одиннадцать часов утра избиратели направились в театр Одеон, но там собрались лишь самые отчаянные.