Так Бывает - Никтория Мазуровская

Кап-кап-кап – из ясных глаз Маруси

Капают слезы на копье.»

Три женщины начали нестройно маршировать и каждая с разной ноги, голосовой диапазон увеличивался с каждой спетой строчкой и все меньше это походило на пение.

«Кап-кап-кап – из ясных глаз Маруси,

Капают – горькие,

Капают, кап, кап, капают прямо на копье!»

А дальше началось самое страшное. Он об этой особенности Тани знал, и уже был морально готов, но вот мужики из охраны в удивлении рты открыли.

Ну, кто ж мог ожидать, что выйдет как в кино?

Таня могла говорить грубым мужским хриплым басом, если у нее возникало желание подурачиться, а сейчас еще и запела.

Дима держался из последних сил, чтобы не начать смеяться с этой гоп-компании. Вот, честное слово, кому-то утром будет очень стыдно. И он постарается, и в красках перескажет этим пьянчужкам, что они вытворяли.

Но, конечно, на этой песне дамы остановиться не пожелали.

Пока они прошли весь парк и прикончили ту самую бутылку вина, все белки в округе, он и охрана, успели познакомиться с творчеством Григория Лепса и его песней, про рюмку водки, – но, и это было не самое страшное.

Девчонки вышли к дороге, а в предрассветный час машин было не так уж много, что Диму обрадовало, иначе без мордобоя эта ночь точно бы не закончилась. Дураков много, а у него воля слабая. И терпение на ладан дышало.

Так вот, возвращаясь к репертуару этих пьяных красавиц.

Дальше была монументальная песня, посвященная «Свободе» и группе «Ария», в исполнении дурного голоса Виктории Золотарёвой.

Еще все трое исполнили, путаясь конечно в словах, но зато душевно и красиво, песню «Любэ» «Только мы с конем…»

Вот именно после нее он перестал удивляться. Зря!

Голоса у всех уже были хриплые, орали они, никого вокруг не жалея и, в первую очередь, себя.

Ему искренне было жаль охрану.

Им же рядом пришлось идти с каменными мордами. Он то хоть себе мог позволить тихонько ржать, зажимая рот руками, а они то нет. Бедняги.

Более идиотской ситуации он себе и представить не мог, честно.

На дороге снова были машины сопровождения, и попытка, туда, затолкать этих ненормальных.

Но, только Золотарева грозно на них глянула, бедные парни отступили и оставили женщин в покое.

Правда, сам Дима уже был на пределе.

Это все, конечно, очень весело, и он многое узнал о Тане, чего раньше и не подозревал даже, но вот устал он знатно, и спать хотелось, ноги гудели от долгой ходьбы, а ему утром еще на стройку надо смотаться, посмотреть, как работы продвигаются.

Но в который раз за этот вечер и ночь, его Татьяна выдала номер.

– Щас спою! – проговорила хриплым мужским голосом, тряхнула волосами, начала кивать головой в такт музыке, которая играла у нее в голове и запела свою любимую песню из детского мультфильма или фильма, фиг поймешь, как правильно обозвать этих «Бурундуков».

Противным писклявым голосом, пародируя бурундуков из кино, Таня заголосила на всю округу, никого не стесняясь и еще пританцовывала, при каждом шаге вперед:

«Заметишь ты вполне, издалека -

Сырные шарики,

Это страсть моя,

Все без исключения,

взрослые и маленькие,

Все любят шарики,

сырные шарики…»

Таня остановилась, и начала танцевать, Маришка и Вика хлопали ей в такт и смеялись радостно.

«а-а- а- а

Девочки мальчики,

оближешь пальчики,

а- а- а- а

Страсть мояяяя…»

Последний аккорд и нота,– Таня безбожно, но очень картинно и красиво бухнулась на колени и раскинула руки в сторону. При этом на, наверняка, испорченный костюм ей было абсолютно плевать.

Дима не сдержался, согнулся от смеха, привлекая тем самым внимание пьяных дам к себе, и услышал удивленное и возмущенное одновременно:

– Дима! Ты что здесь делаешь?

Он не успел себя остановить, стремительно подошел к ней, сильно обнял и поцеловал в губы, чувствуя своим языком привкус сладкого вина на ее губах.

– А я тут мимо проходил. Иду, значит, и слышу знакомые голоса впереди, решил вас догнать.

– Врешь и не краснеешь, Дима, – она в его руках вся поплыла.

– Вру, – кивнул, – И совсем не краснею.

Подхватил ее на руки и понес к машине сопровождения, парням кивнул в сторону остолбеневших остальных дам:

– Че встали то? Запихивайте их в машину, пока не очухались, а то до утра будем по городу шататься.

Мужики оказались понятливые и быстро растолкали свои объекты охраны по машинам.

Так он оказался на заднем сидении, с Таней на руках, и пьяной, привалившийся к нему Маришкой, а вот Золотареву затолкали в другую машину, и что-то ему подсказывало, что там, в машине ее поджидал, один небезызвестный ему, господин Шах.

На этом, можно сказать, приключения закончились, потому что дамочки вырубились через минуту и спали мертвецким сном.

Ехать им недолго, но он и сам успел разомлеть от тепла, исходящего от прижатого к нему тела Тани. И таки не сдержался, прижался лицом к ее макушке и просто дышал, вспоминал это ощущение ее запаха на себе, наслаждался этим мгновением спокойствия и тишины.

Но, как оказалось, Таня не спала, просто затаилась.

В какой-то момент все ее тело вмиг напряглось и застыло, будто она ждала чего-то от него. Дима молчал, не хотел нарушать этот хрупкий и удивительный момент спокойствия между ними.

Таня вдруг подняла голову к нему выше и заглянула в лицо, и он мог поклясться, что никакой пьяной она не была. Зеленые глаза были удивительно серьезными и сосредоточенными.

Она аккуратно высвободила свою руку из его ладоней, и прижала ту к его лицу.

– Небритый, – тихо заметила, но так и не убрала своей теплой ладони от его лица. А он не удержался, прижался крепче, потерся о ее нежную кожу.

– На дворе уже светает, вот и отросло, – прижал своей ладонью ее руку к себе еще крепче, еще ближе, кожа к коже, но ему мало. Мало этого ощущения.

И по ее чуть открытым губам, взволнованному дыханию, понял, что и ей мало этой ласки.

– Почему ты такая, Таня? Почему?

– Какая такая? – после его слов она насторожилась, и снова замерла, как лань, перед тем как сорваться с места от своего охотника.

Не хотел, не осознавал, но руки на чистом рефлексе стиснули ее со всей силы, чтобы не убежала. На ходу из машины не сиганет, но мало ли?!

– Вот такая, – заправил локон, упавший ей на лицо, – Такая моя, единственная, любимая, и такая упрямая, а?

– Не знаю, Дима, вот такой