Сирота с Манхэттена - Мари-Бернадетт Дюпюи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Дедушка, я буду очень стараться, - отозвалась Элизабет, провожая взглядом Жюстена, стройного и гибкого. - Очень-очень! Правда, Бонни?
- Способностей у вас хватит, мадемуазель, я в этом не сомневаюсь, - отвечала гувернантка, пряча лукавую улыбку.
13 Из замка - на мельницу
В дороге, вторник, 19 января 1897 года
Лошади бежали размеренной рысью. Их рыжие гривы развевались на ветру, из-под подкованных копыт вылетали серые брызги грязи, стоило им угодить в лужу. После двухнедельных дождей воздух, казалось, дышал влагой, как это бывает на побережье. Луга украсились первыми, желто-золотыми одуванчиками, на некоторых деревьях уже появились почки.
На протяжении нескольких километров дорога шла вдоль берега реки Шаранты, поблескивавшей сквозь заросли ясеней и верб. Пейзаж показался Элизабет очень знакомым, и мало-помалу ею овладевало чувство робкой радости.
Она сидела на втором сиденье, рядом с дедом. Бонни - на переднем, поставив рядом с собой чемодан.
Фаэтон у Ларошей был удобный, на рессорах, и две пары колес сообщали ему достаточную устойчивость.
- Приятно вот так путешествовать, - сказала Бонни.
Она хотела было упомянуть о нью-йорских омнибусах и что в них тоже запрягают крепких лошадок, но сдержалась, чтобы не сердить Гуго Лароша.
- Даже не верится, что сейчас зима, - заметила Элизабет.
- Здесь весна наступает раньше, чем где-либо еще, - отвечал землевладелец. - Скоро замковый парк станет настоящим очарованием для глаз. Крокусы, нарциссы, в том числе жонкили, расцветут еще до начала марта, а в мае у нас будут розы. Катрин обожала розы.
- Я помню, - мечтательным тоном отозвалась девушка. - В саду, в Монтиньяке, у нас были желтые розы. Дедушка, а вам известно, что стало с домом моих родителей?
- Старый Дюкен его не продал. Он три года подряд сдавал его в аренду местному учителю.
Элизабет решила, что это уже слишком. С неприкрытым возмущением она всмотрелась в изможденное лицо деда.
- «Старый Дюкен»? И вы смеете так пренебрежительно отзываться о моем деде в моем присутствии! Ваше воспитание тоже оставляет желать лучшего. Это неуважительно!
- У тебя нет права ни осуждать меня, ни отчитывать! - громыхнул Ларош. - У тебя действительно отвратительные манеры.
- Ваши не лучше!
Сгорбившийся Жюстен, правивший экипажем, замер от неожиданности. Никогда еще он не слышал, чтобы кто-то возражал хозяину. Рядом, тесно прижавшись к его боку, сидел Коля, деревенский мальчик одиннадцати лет. Тот и вовсе втянул голову в плечи, словно расплачиваться за дерзость девушки предстояло ему.
- Что ж, мое дорогое дитя, в этот раз мы квиты, - с насмешливой улыбкой сказал землевладелец.
Элизабет смотрела на него с недоумением. Этот всплеск негодования с ее стороны, похоже, обрадовал деда, что тут же и подтвердилось:
- Не люблю слабаков, подлецов и трусов. Тебя же так просто не сломить, и это хорошо: сможешь управлять имуществом после меня. Жюстен, подхлестни коней, что-то мы медленно едем!
Кобы пошли более размашистой рысью, к удовлетворению Лароша. Элизабет надолго замолчала, погрузившись в размышления.
«Днем я обязательно схожу поцеловать дедушку Туана. Вот уж кто сама доброта! И попрошу у него ключ от нашего старого дома. Там я буду сама себе хозяйка. Если жить в замке станет совсем невыносимо, переберусь в Монтиньяк».
Жюстен оглянулся и увидел, что Элизабет встревожена. Щеки ее разрумянились от утреннего морозца, и она была такой красивой, что у него защемило сердце. В его глазах она была все той же испуганной девочкой из детской, в чьих прозрачных голубых глазах блестели слезы. Он помнил, как обрадовался, когда она протянула ему сквозь решетку кроватки свою теплую ручонку.
«Она стала еще красивее, но по-другому и быть не могло, - сказал он себе. - Красивая девушка и - увы! - очень богатая».
Он снова стал смотреть на дорогу, не подозревая, что взгляд Элизабет неотрывно скользит по его спине, плечам, копне белокурых волос, выбившихся из-под бархатного картуза. Они с Жюстеном станут друзьями, союзниками - она была в этом уверена.
Бонни даже вскрикнула от восхищения, когда впереди показался старинный замок, чьи башни четко вырисовывались на фоне голубого неба, в окружении громадных деревьев - дубов и кедров с отливающими синевой игольчатыми кронами. Элизабет невольно содрогнулась.
- Я вспомнила! - воскликнула она. - И мне кажется, будто я только вчера отсюда уехала. Дедушка, а та высоченная ель? В нее еще угодила молния в тот вечер, когда мы у вас ужинали. Была ужасная гроза.
- Господи, ну и память! - поразился Ларош. - Я помню это дерево, еще бы! Я тогда очень расстроился. На его месте посадили лиственницу, уже взрослую и высокую. Я был глупец, что так убивался, потому что меня ждала куда более горькая потеря. Не знаю, как я пережил смерть Катрин. Думаю, только благодаря тебе. Решил, что любой ценой тебя разыщу. Но не будем больше об этом. Адела наверняка извелась, ожидая нас.
Фаэтон между тем выехал на широкую, усыпанную гравием аллею, которая прямиком вела во внутренний двор замка. Элизабет увидела, что у входа толпятся люди, почти все они были одеты в черно-белой гамме.
- Наша прислуга, - пояснил Гуго Ларош.
- А где же бабушка? - спросила девушка. - Я ее не вижу.
- Адела стоит позади них, на крыльце. Прошу, сохраняй выдержку!
- Я знаю, хорошо воспитанные люди сдерживают эмоции на публике.
- Именно!
Экипаж остановился, объехав массив самшитов, подстриженных в форме спиралей. Жюстен спрыгнул с сиденья, чтобы открыть дверцы. Бонни приняла его помощь и ухватилась за руку юноши, в то время как Ларош поспешно подал свою Элизабет.
Элизабет улыбалась всем, кто вышел ее встречать, как и полагается хорошо вышколенной прислуге. Мадлен - та стояла поджав губы и едва заметно кивнула в знак приветствия. На ней были черное платье и безупречно белый передник, на каштановых волосах - маленький чепец. Садовники, престарелый Леандр и Алсид, поклонились в пояс. Мариетта тоже была тут, белокожая и белокурая, в серой юбке и белой блузке, с передником, повязанным вокруг талии. И еще одна девушка, совсем молоденькая, в черном платье и белом чепце, краснея и смущенно улыбаясь, поклонилась господам.
Адела ждала, миниатюрная и очень чинная в своем сиреневом атласном платье, с уложенными в затейливую прическу светлыми седеющими волосами. Несмотря на лихорадочно бьющееся сердце, она «держала лицо» полновластной хозяйки