Блицкриг. Как это делается? Секрет "молниеносной войны" - Юрий Мухин

Нарком-то перечислил и приказал исправить недостатки, но исправить положение к 22 июня 1941 года должно было нижестоящее командование РККА — все те, кого все эти незнания и неумения вполне устраивали. Традиции есть традиции, посему, как показали последовавшие события, на приказы наркома большого внимания никто не обращал. Иными словами, командование РККА всех степеней фактически отказывалось вести собственную интеллектуальную подготовку к войне.

Устраивало такое положение в РККА и немцев, и когда Гитлер называл СССР «колоссом на глиняных ногах», он с чисто военной точки зрения имел для этого все основания.

Я как бы без достаточных оснований утверждал, что средний немецкий военнослужащий смотрел на войну с русскими, как на охоту. Это несколько благостный взгляд на военное дело и немцев. Вообще-то для того, чтобы быть хорошим солдатом в обычном представлении о солдате, нужно по натуре быть даже не охотником, а бандитом с его бандитской дерзостью, алчущим добычи и своей бандитской славы. У нас, русских, такие тоже есть, но в целом мы не такие. Не хуже немцев, но не такие.

Считается, что так не правильно, но в качестве примера сошлюсь на свою семью.

У моего дедушки по отцу — Федора — детей было много, но часть из них умерла в детстве (при родах умерла и его первая жена — Анна). Выжило четверо сыновей от бабушки Анны и сын от второй жены — бабушки Горпины (Агриппины). Всего, значит, по мужской линии у меня должно было быть четверо дядьев: Иван, Трофим, Илларион, Николай. Дядя Иван не подлежал призыву и умер в голод 1947 г., остальные ушли на фронт.

По маме у меня было двое дядьев: Иван и Федосей. В Федосея в детстве попала молния, и у него была полупарализована одна сторона тела. А Иван Белокур был военным летчиком.

Сгорел в своем самолете дядя Иван Белокур, убит был пехотинец дядя Трофим Мухин, пропал без вести дядя Николай Мухин. Николай был единственным совместным сыном бабушки и дедушки, и его долго ждали, до середины 60-х не верили, что убит, надеялись, что жив, что в плену, думали, что вот-вот отзовется. Не отозвался…

Из 6 дядьев трое убиты на фронте, половину старшего поколения мужчин моей семьи унесла война.

Из четверых мобилизованных дядьев вернулся только один — артиллерист дядя Илларион (разумеется, старшиной), хитроватый, веселый, с врожденным подначливым хохлацким юмором.

Я знаю десятки фронтовиков, которых хлебом не корми, а дай поговорить о войне. Такие обычно сильно врут и приукрашивают, но ведь хоть что-то от них узнаешь интересное. А тут родной отец, а начинаешь вспоминать, так и получается, что почти все, что узнал о его военной истории, узнал как-то случайно.

Сидят, скажем, как-то у дедушки, наверное, на Пасху (на Пасху мы всегда ездили к дедушке) наша семья, дяди Лари и дяди Гриши — мужа сводной сестры отца — тети Марии. Дядя Гриша — алкаш, ему много не надо. Поддал и почему-то вспомнил, как жил у бауэра в Германии, куда его подростком угнали немцы. Как ему там было голодно, так голодно, что даже какой-то мох начал расти на теле. Но говорил это таким тоном, что вроде он один на войне пострадал, а все во время войны на курорте отдыхали. У дяди Гриши, судя по моим воспоминаниям, особой любви к отцу не было, и когда папа заметил ему, что и они с Илларионом во время войны не без дела были, дядя Гриша стал оскорблять отца, — дескать, ты всю войну в тылу просидел. Отец вспылил:

— Я 11 раз ходил в атаку!

— Брешешь, — кричал дядя Гриша, — если бы ты 11 раз ходил в атаку, тебя бы убили!

Скандал погасили, а я таким образом узнал, что отец 11 раз ходил в атаку. И дело не в том, что отец был меланхолик или флегматик, нет. Он был, скорее, сангвиник, но ни он, ни дядя Ларя как-то не видели ничего особенного, ничего сверхординарного в своем участии в войне, не видели ничего, чем стоит хвастаться. Дядя Ларик мог похвастаться, какую пару кабанчиков он сумел откормить и довольно подробно рассказать, как он их кормил и как их нужно кормить, чтобы это было выгодно. Но то, что у него орденов столько же, сколько и у отца, среди которых и орден «Славы» да еще и медаль «За отвагу» есть, я узнал совершенно случайно, когда мои кузины при мне искали в шкафу какие-то документы и вытащили коробку с дядиными наградами.

Вообще-то интересным было отношение отца к орденам. Я никогда их на нем не видел, а в детстве мне этого очень хотелось. Я гордился отцом (и сейчас горжусь), и мне так хотелось, чтобы все видели, какой он у меня, короче, мне хотелось хвастаться своим отцом. Я не понимал, что вот этот элемент хвастовства в ношении орденов не устраивает отца. Он долго отказывался надевать ордена, мотивируя это тем, что не хочет портить костюм дырками от них. Тогда я внедрил рацпредложение: без его ведома на лацкан его парадного пиджака подшил петельки, вдел в них ордена, приколол медали. Отец поулыбался и даже сидел в этом пиджаке дома на каком-то торжестве. Но потом все снял. Такое же отношение к орденам и у дяди, да и многих других. Совершенно очевидно, что они не хотели, чтобы другие в их окружении подумали, что они этими наградами хвастаются. Не то это было окружение — это было окружение мужиков. Уже студентом я обнаружил в городе мастерскую, которая делала орденские планки, и заказал их для отца и для дяди. Планки отец принял и стал носить, а дядя, кажется, был даже польщен, что племянник помнит не просто о нем, а даже об этой стороне его жизни. Но… планки отец с пиджака на пиджак не пересаживал. Пиджак из выходного становился повседневным, а планки оставались на нем, а потом с этими планками отец работал в поле на пасеке, а на новом, выходном пиджаке — ничего.

Мы — русские, мы — мужики, ну не нужны нам эти ни воинская слава, ни воинская добыча! Наше дело поле и завод.

Но если нападают на наш дом (не на дом царя, а на наш дом), то извините! Не надо доводить нас до свирепости. И не надо потом жаловаться!

Вспоминаю давно читанное. Когда немцы подходили к Москве, на прием к Председателю Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинину попал академик Вернадский и в разговоре высказался, что «все пропало». Михаил Иванович, сам бывший крестьянин, чувствовавший русский народ, как никто иной, его успокоил: мы — русские, нам нужно время, чтобы рассвирепеть.

А то, что немцы по натуре были охотники, бандиты, подтвержу разбором эпизода из мемуаров Г. Гудериана, тогда командующего 2-й танковой группой (танковой армией) немцев. Итак, Гудериан описывает первый день войны: «5 6 нас. 50мин. у Колодно я переправился на штурмовой лодке через Буг. Моя оперативная группа с двумя радиостанциями на бронемашинах, несколькими машинами повышенной проходимости и мотоциклами переправлялась до 8 час. 30 мин. Двигаясь по следам танков 18-й танковой дивизии, я доехал до моста через р. Лесна, овладение которым имело важное значение для дальнейшего продвижения 47-го танкового корпуса, но там, кроме русского поста, я никого не встретил. При моем приближении русские стали разбегаться в разные стороны. Два моих офицера для поручений вопреки моему указанию бросились преследовать их...». Прервем Гудериана на полуслове. Он врет, оправдываясь, и из конца фразы вы поймете, почему.