Кровавые игры - Челси Куинн Ярбро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слабость, о которой я как-то писала, усугубляется. Бок ноет почти постоянно, а временами причиняет мне жуткую боль. Ничто, кроме настойки из мака, не облегчает моих страданий, но се здесь почти невозможно достать. Не пришлешь ли ты мне этого средства побольше, оно очень бы поддержало меня. Местный лекарь - большой дуралей, однако довольно точен в прогнозах. По его расчетам, я должна умереть еще до зимы. Надеюсь, это случится раньше. Не печалься, дитя мое, каждому отпущен свой срок.
Зато ты, по крайней мере, будешь свободна. Я знаю, Юст использует меня как заложницу, понуждая тебя подчиняться ему. Теперь ты сможешь с ним развестись и на открытом суде обвинить его во всех злодеяниях. Не беспокойся, твоя сестра переживет этот скандал, умоляю тебя, накажи негодяя, а для того прими мой последний подарок. Помнишь статую Минервы[52]в отеческом доме. Она занимает возле моей бывшей комнаты целую нишу. В этой статуе спрятаны записки отца, изобличающие предательство Юста. Он написал их в ту ночь, когда ему вынесли приговор. Это единственное наследство, которое я тебе оставляю. Распорядись им по назначению. Вероломство всегда вероломство, Рим отвернется от подлеца.
А о себе позаботься сама. В нашей последней беседе ты, кажется, упомянула о каком-то близком тебе человеке. Разыщи его. Близость принесет утешение и залечит раны, которые нанес тебе Юст.
Я не могу держать строгий тон и, кажется, плачу. Доченька, доченька, умоляю, ответь на это письмо. Я хочу знать, что ты простила меня и умереть со спокойным сердцем, скорбя лишь о том, что слишком мало любила тебя.
Твоя мать Ромола.
12 июня 822 года со дня основания Рима».
Во внутреннем садике дворца Клавдия пышные розы лениво роняли свои лепестки. Горячий недвижный воздух пытались несколько охладить высокие струи фонтана, но солнечный жар сводил их работу на нет.
Возле бассейна с надушенной прозрачной водой предавались послеобеденному отдыху двое мужчин, один- нагишом, второй – чуть прикрывшись туникой из тонкого хлопка. Фамильное сходство братьев бросалось в глаза, хотя Тит Флавий Веспасиан, которого, чтобы не путать с отцом, все звали Титом, был просто красавцем, а Тит Флавий Домициан под это определение явно не подходил[53].
Старший брат задумчиво почесал поросшую волосом грудь, потом, прищурившись, глянул на солнце.
– Надеюсь, к вечеру эта жарища спадет,- буркнул он.
– Вряд ли,- откликнулся Домициан, испытывая странное удовлетворение от того, что Тит выразил недовольство.
– Одно утешает, что отцу в Египте не слаще. Впрочем, он скоро заявится в Рим. Месяца через два, если что-нибудь не случится.- Тит потянулся, играя мускулами, буграми перекатывавшимися под загорелой кожей. Ему недавно исполнился тридцать один год.
– Пусть приезжает,- мрачно произнес младший брат.- Рим в полном порядке.
Тит кивнул.
– Ты хорошо потрудился,- небрежно промолвил он.- Преторианцы любят тебя, а вскоре полюбят и римляне. Когда ты чуточку подрастешь.- В голосе Тита звучало самодовольство: он был герой дня и наслаждался заслуженной славой.- Мне же пришлось все последние годы потратить на войну с иудеями. Впрочем, мятеж подавлен, и это уже хорошо.
– И все же ты питаешь к ним слабость, разве не так? – язвительно произнес Домициан.- Кстати, что думает Береника об этой войне? Ты ведь усмирял ее братьев по крови.
– Мы с ней это не обсуждаем,- парировал Тит и лег на живот, нежась в лучах светила, обволакивающих его тело наподобие горячего масла.
– Слишком заняты другими вещами? – предположил Домициан. Теперь, когда ему удалось раздразнить брата, он вознамерился идти до конца.- Знаешь, римлянам не нравится твоя связь с чужеземной царевной. По ним, лучше евнухи с мальчиками, чем она.
– Не глупи, Доми,- пробурчал Тит.- Береника не может не нравиться. Красивые крепкие женщины вроде нее как раз в римском вкусе.
– Не считая того, что она иудейка,- упорно гнул свое младший брат.
– Я более озабочен тем, как мы примем отца. Почему бы нам не обсудить программу торжественной встречи? – Тит томно вытянулся на ложе, отирая покрытый испариной лоб и перебирая пальцами влажные волосы. Кажется, они начинают редеть. Неужели ему грозит облысение?! Если так пойдет, через несколько лет он будет щеголять в парике. Тит скрипнул зубами.
Домициан свирепо сверлил брата взглядом. Его приводило в ярость, что весь почет всегда достается этому баловню судьбы и фортуны. Красавец, герой войны, любовник иудейской царицы. Чего еще ему можно желать? Так нет же, он метит на место Домициана. Отец прочит его в префекты преторианской гвардии, а ведь именно на этом посту Домициан впервые познал вкус успеха и власти.
– Торжествам я планирую отвести десять дней,- сказал он неохотно.- На игры и на триумфальное шествие с соблюдением всех мыслимых ритуалов. Парадный марш императорской гвардии к храмам Юпитера и Марса, несомненно, всех впечатлит. На южных подступах к городу разобьют специальный лагерь для легионов отца. Там намечаются воинские состязания.
– Жаль, что не можем впустить армию в город. Зрелище было бы воистину грандиозным! – Тит ухмыльнулся, лукаво поглядывая на брата.- Скажи, Доми, нельзя ли уговорить сенат в данном случае отступить от буквы закона?
– Сомневаюсь,- ответил Домициан.- В Риме военным нечего делать, это хороший закон, и, может статься, ты будешь когда-нибудь ему благодарен.- Он вытер вспотевший лоб краем туники. Что это сегодня нашло на Тита? С чего ему вздумалось вдруг его экзаменовать? – Кроме того, тут и так будет не продохнуть от гостей. В Рим съедутся представители всех провинций и покоренных народов. Нам надо крепко подумать, где их разместить. Правда, наиболее важных вельмож с удовольствием примут сенаторы, чтобы прощупать их настроения и сговориться на случай возможных интриг.
– Ты становишься циником,- рассеянно пожурил брата Тит.
– Если бы в последнее время ты жил в Риме, а не гонялся за славой, осаждая Иерусалим,- парировал Домициан,- у тебя сложилось бы такое же мнение. Чтобы удержаться у власти, следует перво-наперво научиться определять, кто тебе друг, а кто – враг. Большинство сенаторов более озабочены упрочением собственного благополучия, чем заботой об интересах империи. Постарайся это понять.
Тит повернулся и лениво привстал на локте.
– Зачем? У меня ведь есть ты – мой маленький братец. Если кто-то из наших законников затеет что-то неправедное, ты, без сомнения, уличишь его в дурномыслии и всех нас спасешь.
Придушил бы, подумал Домициан. Он жутко терзался своим зависимым положением.