Прощание с Литинститутом - Лев Альтмарк

Не знаю, в самом ли деле заняты все наши работники, просто они могут более решительно отказаться и на ходу придумывают совершенно убийственные аргументы, мешающие отдать службе часть своего законного отдыха. С ними шеф всегда говорит в первую очередь – может кто-то и поведётся на дополнительный заработок. Меня он придерживает про запас, как тяжёлую артиллерию. В безвыходных ситуациях, как факир из рукава, он всегда выпускает меня с моей красной, изрядно потрёпанной «мицубиси». Коллеги посмеиваются над моей безотказностью и за глаза дразнят тормозом, но… воз и поныне там. Ну, никак не могу устоять против его напора!

– Беседер, мотек? – Шеф напоследок хохочет и выключает связь. Теперь он спокойно отправится отдыхать, а завтра утром позвонит мне, чтобы узнать, как прошло дежурство. Беспокоиться ему, естественно, нечего, потому что каким бы разгильдяем я ни был, проколов с моей стороны не будет. Он в этом уже не раз убеждался.

«Мотек» на иврите «сладкий». Не надо думать ничего плохого, потому что в русскоязычной среде за такое обращение можно схлопотать и по бакенбардам. Здесь же это слово никакого двусмысленного оттенка не несёт, какого бы вкуса ты ни был. Это как признак наивысшего расположения к тебе. «Мотеком» тебя назовут, когда от тебя что-то надо, и это отсекает, по логике аборигенов, все пути к отступлению. Разве ты, сладенький, откажешься, если тебя так красиво уговаривают зарыться в шахту или нырнуть в дерьмо по уши?

Настроение портится окончательно. Опять сегодня ночью не высплюсь и завтра весь день буду в состоянии лёгкого слабоумия. При нашей изматывающей жаре, когда и без того клонит в сон, это совсем труба. Но ничего, мне не впервой, вытерплю.

Как всегда, в такие минуты вспоминаю розовое детство. Часов в девять-десять вечера, как бы я ни упирался, родители меня отправляли спать. Я одиноко лежал в тёмной комнате в своей кроватке и тоскливо всматривался в зашторенное окно, скупо освещаемое фарами проезжающих где-то далеко машин. И так мне хотелось к родителям, в освещённую комнату, где бормочет телевизор, и никто не спит… Эх, сейчас бы так! СПАТЬ – какое слово… прекрасное! Кто бы меня сегодня погнал в кровать и потребовал закрыть глаза! Несбыточные мечтания… Представляете, шеф звонит по переговорному устройству и требует, чтобы я лёг спать в девять часов вечера и как следует выспался к завтрашнему утру!..

Постепенно приближаюсь к городу. Холмы уже закончились, дорога стала шире и ухоженней, справа и слева мелькают корпуса промышленной зоны, вдали замаячили белые приземистые стены тюрьмы, окружённые башенками наблюдательных вышек. Тамошним сторожам наверняка легче, чем нашему брату – простому охраннику: окошки застеклены, внутри кондиционеры… Правда, объекты охраны разные – у них реальные преступники, которых уже посадили в клетку, а наши клиенты до поры до времени ещё ходят на свободе… Нет, нам всё равно лучше, даже не смотря на разбитые стёкла в наших будках и изнуряющую жару. Даже не знаю почему, но – лучше…

Интересно получается: я, как тот якут на олене, несусь на своей развалюхе по раскалённой израильской тундре и пою обо всём, что вижу по дороге. А попадается на глаза не так уж много. Я уже замечал не раз: если захочешь почувствовать в полной мере красоту чего-то, притормози, выйди из машины и внимательно вглядись. Тогда тебе откроется что-то необычное и новое. Даже сам удивишься, как это получается, ведь тысячу раз ты проходил мимо, проскакивал, пролетал, а этакая мелочь – зряшная и внешне неприметная, оказывается, таит в себе нечто такое, что способно вызвать в тебе неописуемый восторг и тёплую ностальгическую грусть…

Правда, тюрьма и её созерцание вряд ли вписываются в мои построения. Лучше о природе…

Ну, вот я и в городе. Быстро проскакиваю по улицам, всё ещё разгорячённый после быстрой загородной езды, и подкатываю к своему дому. Как всегда, дети у подъезда будут провожать меня взглядами, пристально разглядывая карабин за спиной. И не только они – пенсионеры, прогуливающиеся вдоль дома, румяные крепыши-кавказцы, проигрывающие в вечный, как мир, шеш-беш, или, по-нашему, «нарды», свои «инвалидные» пособия, юноши полуарабского типа, покуривающие в тени подъездов кальяны, – все они глядят мне вслед.

А я иду домой усталой и неторопливой походкой человека, честно исполнившего свою миссию на сегодня… Хотя нет, мне ещё предстоит охранять виллу «очень богатых и влиятельных людей». Чтоб им пусто было с их богатствами…

Но сейчас важней всего отдыхать, отдыхать, отдыхать, чтобы не так клонило в сон на завтрашнем солнце после предстоящей бессонной ночи. А там как-нибудь выкрутимся – как всегда…

6. ЦВИ-БОЛИВИЕЦ

Каждому человеку хочется иметь работу нетяжёлую и комфортную, приносящую в итоге не только материальное вознаграждение, но и некоторое минимальное моральное удовлетворение. Каждому человеку – это сказано, конечно, чересчур смело, потому что существует довольно обширная популяция тех, кто вообще не любит никакой работы, искренне считая, что общество обязано содержать их только за то, что они хитрей и изворотливей тех, кому об этом некогда раздумывать, а нужно вкалывать в поте лица, чтобы обеспечивать себя и кучу стоящих за спиной захребетников с ложками.

Мне и самому хотелось бы каждое утро просыпаться не в пять утра, чтобы, наскоро и без аппетита заглотив надоевшую яичницу, прыгать в машину и нестись к чёрту на кулички за тридевять земель зарабатывать свой чёрствый кусок хлеба, а часиков в восемь-девять, сладко потянуться в кроватке и ещё подремать минут пятнадцать, чтобы до конца развеять остатки сна. Потом неторопливо принять душ и сесть с чашечкой кофе за компьютер, чтобы спокойно и обстоятельно просмотреть утреннюю ленту новостей и строчить свой очередной шедевр. Такая работа подходила бы мне полностью, и разрази меня гром, если бы я хоть раз поморщил от неё нос. Пользы от меня, надеюсь, было бы больше, а вредных выделений в атмосферу в виде скрипов на несправедливость мироустройства – наверняка меньше.

Хотя это ещё вопрос. За мою нынешнюю работу охранника мне платят какую-никакую зарплату, литературные же потуги не принесли пока ни гроша. Не говорю уже о моральном удовлетворении, которого пока тоже не слишком много.

Но мечты о том виде деятельности, который больше всего подходил бы по складу характера, это всего лишь мечты – мои и большинства человечества. Чаще жизнь вынуждает нас работать тяжело и скучно, и удовлетворение приносит лишь каждодневное окончание работы, когда возвращаешься домой, в свою обжитую ракушку, и только там ощущаешь себя тем, кем хотел побывать в мечтах.

Набившая оскомину фраза: счастье – это когда на работу идёшь с удовольствием, а с работы без оного, – в моём случае не играет. Всё как раз наоборот. Хотя несчастным человеком я себя не ощущаю. Если скажу, что испытываю огромную радость по дороге на работу и печалюсь по дороге домой, это будет неправдой. Другое дело, что ничего лучшего в данной ситуации мне пока не светит, потому что в рабочее время я успеваю сделать кучу собственных делишек, которые не вредят основной охранной функции. И одно это уже хорошо, потому что при ином раскладе я и этого был бы лишён.

Как ни странно, но какие-то посторонние вещи, по большому счёту никак не связанные с тем, за что тебе платят деньги, иногда поощряются местным начальством. Один из кабатов – так называют офицеров безопасности объекта – как-то даже обронил вещую фразу, которую я с удовольствием растиражировал среди коллег-охранников: когда на твоём столе ноутбук, то есть уверенность, что ты не дремлешь, если же на столе ничего нет, то рано или поздно ты опустишь на него голову. Этот кабат – несомненно философ, отлично понимающий нашу тягучую и однообразную работу, от которой всегда клонит в сон. Компьютер, книги, кроссворды – у любого, даже самого праведного охранника можно найти в рюкзачке что-то из этого джентльменского набора, и не всегда, вопреки инструкциям, это так вредно, как кажется с первого взгляда.