Сладкий дикий рай - Хизер Грэм

— Мадам, как только мы вернемся в дом и отогреемся, я обязательно сверну вам шею!

— Мою шею?! Ах ты, блудливый, лживый недоносок!

— Что? Впрочем, не важно!

Он вскочил, грозно ругаясь и клянясь, что если только они не умрут от простуды и не останутся калеками, Джесси заплатит за свою выходку сполна. Он решительно подхватил жену на руки и направился обратно.

Хоуп и след простыл, внизу вообще никого не было, впрочем, Джесси не сомневалась, что даже если бы и нашлись свидетели, ее муж рвал и метал бы точно так же, никого не смущаясь. Громко топая по крыльцу, Джейми клял ее на все корки и обзывал дурой, потому что только дура станет так рисковать своей жизнью и жизнью собственного ни в чем не повинного ребенка.

Джесси не прекращала попыток вырваться. Однако он отпустил ее не раньше, чем добрался до жарко натопленной спальни, где и усадил в кресло у очага, а сам принялся растирать оледеневшие руки и ноги, стараясь восстановить приток крови.

— Мне следовало бы выдрать тебя! — процедил он, все еще стуча зубами, но Джесси уже вскочила на ноги, готовая к отпору.

— Это меня-то высечь?! Ну, милорд, вы настоящий змей! Вы без конца придирались ко мне, а сами лгали, нагло лгали мне в лицо!

— Что за ерунду ты болтаешь? — взорвался Джейми.

Меховая накидка сползла с ее плеч. Джесси нетерпеливо отшвырнула ее и подалась вперед, подражая Хоуп и тряся перед Джейми полной грудью.

— Что я болтаю? — заговорила она, передразнивая гортанный индейский акцент. — Я болтаю про тебя и про ту часть твоего тела, которая правит и твоим сердцем, и куцыми мозгами!

— Что? — переспросил он.

Джесси замахнулась, собираясь залепить мужу еще одну пощечину. Но Джейми не позволил ей этого сделать. Он схватил се руку, она попыталась вывернуться, но была схвачена еще крепче.

— Отпусти меня! — потребовала Джесси, озверев от ярости.

И вдруг Джейми расхохотался:

— Ты ревнуешь!

— Ты никогда больше не прикоснешься ко мне! Мне плевать и на брачные обеты, и на твои…

— Джесси, у меня ничего с ней не было!

— Но она видела тебя голым. Я это знаю наверняка! Джейми развернул ее к себе лицом и заглянул в глаза, пылавшие гневом, и это пламя слилось с огнем его собственного желания, порождая сильнейший взрыв. Джейми отнес жену на кровать и уложил так, чтобы она не смогла вырваться, но и не повредила ребенку. А сам стал поспешно расстегивать панталоны, удерживая ее на месте, как дикую необъезженную кобылицу.

— Ты не смеешь…

Он наконец-то справился с панталонами. И завел ей руки за голову, и прижался к ней, такой соблазнительной под тонкой ночной рубашкой. Он ласкал ее пышные, налитые груди, но Джесси не переставала кричать и вырываться. И тогда Джейми сказал:

— Она видела меня, это правда, но я не приближался к ней, Джесси, и готов поклясться в этом на Библии в присутствии отца Стивена. Она пробралась сюда однажды ночью. И хотела соблазнить меня, но я и пальцем к ней не притронулся.

Джесси замерла, недоверчиво всматриваясь в его лицо. А он наклонился и взял в рот сосок, и почувствовал, как напряглось ее тело.

— Почему же ты не тронул ее? — прошептала Джесси-

— Потому что думал о тебе, — пробормотал он, ласково касаясь губами чуткой плоти. Ее голова бессильно запрокинулась, а тело внезапно приникло к нему, и он погладил ее между бедер, а потом резко перевернулся, так что Джесси оказалась сверху. Прикрыв глаза от наслаждения, Джейми улыбнулся при виде ее беззащитности. — Я клянусь! — повторял он, стаскивая с нее рубашку. — Люби же меня, жена. Мне не нужна другая женщина и никогда не будет нужна, кроме тебя, тебя одной!

Джейми отшвырнул на пол рубашку, приподнял Джесси за бедра и медленно опустил па себя. Но она вдруг напряглась и сжалась, прорыдав:

— Я попыталась тебя любить! А ты…

— А я оказался связан тобой по рукам и ногам — мое сердце, мой ум, мое тело, наконец, и покорнейше прошу меня простить! — воскликнул Джейми.

И он решительно заставил Джесси опуститься на него, чтобы заполнить ее до отказа, и задохнулся от того, каким прекрасным стало лицо жены в порыве страсти. Их захватила и понесла на своих волшебных волнах река любви. Под конец Джейми прижал ее к себе — разгоряченную, потную, измученную и абсолютно счастливую. Она не в силах была говорить и тихо лежала рядом.

Джейми подождал, лукаво улыбаясь. Потом приподнялся и ласково поцеловал жену в лоб.

— Джесси, я сказал тебе правду. Я и пальцем ее не тронул. И с радостью поклянусь тебе в этом.

Джесси ответила не сразу. Она долго лежала, закрыв глаза. и Джейми уже подумал, что она заснула, когда услышал:

— А я, милорд, с радостью поклянусь, что испытываю к Роберту Максвеллу только дружбу: он муж моей сестры, он мне брат, и не более того.

Теперь ее глаза распахнулись и встретилисьс его взглядом.

— Нам предстоит долгая, холодная зима, моя радость, правда? — промолвил Джейми.

Джесси снова опустила веки.

— Правда, — согласилась она.

С приближением Рождества холодная жестокая зима набирала силу. Каждое утро Джейми еще затемно отправлялся на охоту и возвращался далеко за полдень. Джесси быстро осознала, что в этих краях мало проку от сословных привилегий — колонисты просто не выживут, если не будут дер. жаться все вместе. Хотя Джейми закупил в Англии достаточно продовольствия, им необходимо было делиться, а титул леди — особенно леди Камерон — только налагал дополнительную ответственность, а вовсе не открывал доступ к обеспеченному праздному существованию.

Правда, и Джесси не оставалась без поддержки, ведь приехавшие с ней слуги также лелеяли мечту о новой жизни в Новом Свете и готовы были трудиться не покладая рук, чтобы не погибнуть. Да, это была не Англия. У лиц благородного звания здесь практически не оставалось привычных общественных обязанностей. Джесси давно уже написала письмо Генри и Джейн, и оно ждало оказии. В их замкнутом и простом мире небольшого поселка еще не образовался «светский круг» — ему неоткуда было взяться. Джейми пообещал, что весной они будут принимать у себя губернатора Джеймстаун с кой колонии, а потом сами отправятся визитами по близлежащим округам. Но и это вряд ли можно было назвать светской жизнью. Джесси не было нужды тщательно готовиться к визитам ко двору, да и к ним врядли мог заглянуть королевский посланец. Все ее время поглощали хлопоты по хозяйству. И хотя иногда она с грустью вздыхала, вспоминая роскошный особняк, в котором так недолго пробыла хозяйкой, ей не требовалось переламывав себя, чтобы засучив рукава браться за очередную срочную работу. Дни стали совсем короткими, а ночи длинными и холодными. Все мужчины без исключения валили лес и запасали дрова, а женщины шили, солили и коптили дичь, отливали свечи и варили мыло и стирали, без конца стирали. Все чаще в округ наведывались индейцы. Они приезжали торговать и выказывали неизменное дружелюбие. Зимой все дикари — и мужчины, и женщины — нарядились в выделанные шкуры. Пована Джесси больше не встречала. Ее очень интересовали эти чужие люди, но и тревожили тоже, и оттого она старалась держаться от них подальше. Кое-кто из первых колонистов, вместе с Джейми закладывавших поселок, успел немного выучить язык индейцев и довольно свободно общался с ними. Сам Джейми говорил свободно, и Джесси частенько видела, как он запросто болтает с краснокожими. Многих он приветствовал по именам и постоянно намекал, что неплохо бы и Джесси познакомиться с ними поближе.