Жюльетта. Том I - Маркиз Де Сад

— Видимо, Сен-Фон хорошо меня знает, — был мойответ. — У меня, слабость к деньгам, и я не скрываю этого ни от себясамой, ни от вас. Но я никогда не попрошу у него больше, чем необходимо. Этихшестисот тысяч франков будет вполне достаточно для нашего дела, и я хочуполучить еще столько же в день смерти старика.

— Не беспокойся, ты их получишь. Должен признать, чтоты великолепно устроилась, Жюльетта. Постарайся не испортить своего положения,и если будешь вести себя умно, ты скоро станешь богатейшей женщиной в Европе,потому что я дал тебе лучшего в мире друга и покровителя.

— Уважая ваши принципы, Нуарсей, я воздержусь отблагодарностей; устраивая наше знакомство, вы получили удовольствие и такжеизвлекли из этого пользу; вам льстит, что среди ваших самых близких знакомыхчислится женщина, чье общественное положение, богатство, имя уже начинаютзатмевать блеск придворных дам… Я бы постыдилась показаться в Опере в такомплатье, в каком вчера была княгиня де Немур: никто и не взглянул на нее, всеглаза были устремлены на меня.

— И ты в восторге от этого, Жюльетта?

— В безумном, дорогой мой. Хотя бы потому, что купаюсьв золоте, которое доставляет мне высшее наслаждение.

— Как обстоят твои дела с плотскими утехами?

— Великолепно, редко случаются ночи без того, чтобылучшие в Париже утешители или утешительницы не приходили ласкать меня до потерисознания.

— А твои любимые преступления?

— Совершаются своим чередом, совершаются… Ворую прикаждом удобном случае, не упускаю ни единого франка. Судя по моей алчности,можно подумать, что я постоянно голодаю.

— Про месть также не забываешь?

— На этот счет я особенно щепетильна. Вы слышали онесчастье, случившемся с принцем Р., весь город только об этом и судачит: этомоя работа. Пять-шесть дам, которые в последнее время оспаривали у меня пальмупервенства в обществе, сейчас отдыхают в Бастилии.

Вслед за тем мы обсудили некоторые детали, касавшиеся званыхвечеров, организованных мною в честь министра.

— Должен сказать, — заметил Нуарсей, — что впоследнее время ты, кажется, несколько ослабила свои усилия, и Сен-Фон обратилна это внимание. К прошлому ужину было подано менее пятидесяти блюд, а ведьтебе, конечно, известно, что только при хорошем питании можно испытатьполноценный оргазм, — продолжал он, — и для нас, либертенов, качествои количество спермы —г вопрос первостепенной важности. Обжорство лучше всегосочетается с наклонностями, которыми угодно было одарить нас Природе, и опытговорит, что член никогда не бывает таким твердым, а сердце таким жестоким, какпосле сытного обеда. Еще я хотел бы сказать насчет выбора девушек. Хотя все,кого ты нам предлагаешь, несомненно, очень милы, Сен-Фон чувствует, чтоподбирать надо более внимательно. Нет смысла говорить тебе о важности этоговопроса. Мы требуем не только хорошую породу, но, кроме того, и качественный материалкак в смысле ума, так и физических достоинств.

В ответ я рассказала о том, что предприняла в последнеевремя: вместо шести теперь у меня были две дюжины женщин, работавшихнепрерывно, по очереди, и не меньшее количество помощников прочесывало в поискахновеньких все провинции. Я была душой и сердцем этого механизма, которыйпостоянно набирал обороты.

— Прежде чем завербовать кого-нибудь, —посоветовал Нуарсей, — посмотри на них сама, даже если для этого придетсяпроехать тридцать лье.

— Все верно, — согласилась я, — однако это невсегда так просто. Часто девушку похищают до того, как я получаю о ней полнуюинформацию.

— Тогда надо похищать двадцать, чтобы выбрать из нихпятерых.

— А что делать с остальными?

— Что хочешь, развлекайся с ними сама, продавай ихсвоим друзьям, перекупщикам, сводницам. С такой организацией, какую ты создала,твои дела должны быть поставлены на широкую ногу и, как мне кажется, ты должнадаже получить «карт бланш»[68]. Во всяком случае за это тыполучаешь сотню тысяч в год.

— Это так, если бы Сен-Фон платил мне за каждыйдоставленный предмет. А при нынешнем состоянии дел он оплачивает только троихдля каждого ужина.

— Думаю, что смогу уговорить его расплачиваться за всюпартию.

— Вот тогда обслуживание будет намного лучше, А теперь,Нуарсей, — сказала я, — я хотела бы обсудить еще кое-какие вопросы,которые касаются меня лично. Вы знаете меня, и не стоит говорить вам, что я неотказываю себе ни в чем, а мысли, которые приходят мне в голову, проказы,которые я себе позволяю, невозможно описать, — все это так, мой друг, но яхочу вашего совета. Не кажется ли вам, что в конечном счете Сен-Фон начнетревновать меня?

— Никогда, — не задумываясь, ответилНуарсей. — Сен-Фон — исключительно разумный человек и понимает, что тыможешь полностью выразить себя, только совершая чудовищные поступки. Сама этамысль забавляет его; как он мне говорил только вчера, он боится, что тыокажешься в недостаточной мере шлюхой.

— О, в таком случае ему нечего опасаться: вы можетезаверить господина министра, что вряд ли он найдет женщину с более выраженнымивкусами к этому занятию.

— Я не раз слышал — сказал Нуарсей, — вопрос отом, что получает женщина от ревности, которую она вызывает, и всегда находилэтот вопрос излишним: со своей стороны я совершенно убежден, что эта мания обусловленаисключительно личным побуждением; как это ни абсурдно, женщина ничего невыигрывает из смятения, посеянного в сердце любовника. Ревнивцем движет вовсене любовь к женщине, а страх перед унижением, которое он может испытать из-заее неверности; чтобы доказать это, скажу, что за этой страстью кроется эгоизм,и напомню, что ни один любовник, если только он в здравом уме и искренен, нестанет отрицать, что предпочел бы видеть свою любовницу скорее мертвой, нежелиневерной. Стало быть, нас беспокоит не ее потеря, а ее непостоянство, иследовательно, когда такое случается, мы думаем только о собственномблагополучии. Отсюда вывод: вторым по глупости безумием, в какое может впастьмужчина, после влюбленности в женщину следует ревность. В отношении к женщинеэто чувство — низменное, поскольку свидетельствует об отсутствии уважения кней; по отношению к самому себе оно всегда болезненное и непременнобесполезное, так как самый надежный способ пробудить в женщине желание обманутьнас — это показать ей, что мы боимся, как бы она этого не сделала. Ревность истрах перед рогами — вот две вещи, основанные целиком на наших предрассудках,мешающих наслаждаться женщиной; если бы не презренная привычка к упрямому иидиотскому желанию, когда речь идет о женщине, связывать воедино моральный ифизический аспекты, мы бы давно покончили с этим предрассудком; кто-то можетвозразить, что нельзя спать с женщиной, не любя ее. Или что нельзя любить еебез того, чтобы с ней не спать. Но ради чего забивать голову еще чем-то, когда напервое место выступает тело? По-моему, это два совершенно разных желания, двеабсолютно разные потребности. Скажем, у Араминты лучшая в мире фигура, лицо еепрекрасно, ее большие и знойные карие глаза обещают, что она истечет спермой,как только мой член потрется о стенки ее вагины или ее ануса, — и вот ясношаюсь с ней и ни о чем больше не думаю. Кстати, я оказываюсь прав: кончаетона как мортира. Так скажи на милость, зачем примешивать к телу этогособлазнительного создания какие-то сердечные чувства? Это лишний раздоказывает, что любовь и наслаждение — две разные и далекие друг от другаобласти и что не только нет никакой необходимости любить, чтобы наслаждаться,но что достаточно наслаждаться и обходиться при этом без любви. Ибо нежныеромантические чувства происходят из сочетания хорошего настроения ицелесообразности, но не имеют никакого отношения к красоте бюста или кволнующим линиям задницы, и я не позволю, чтобы эти телесные вещи, которые, взависимости от тончайшей игры вкуса, возбуждают физическое влечение, таким жеобразом влияли на привязанность моральную. Чтобы завершить свое сравнение,добавлю следующее: возьмем Белинду, она уродлива, ей сорок два, в ней нетникакого намека на соблазнительность, ни одной возбуждающей желания черточки —одним словом, это настоящая, обделенная судьбой корова. Но Белинда умна, мудра,у нее отличный характер, в ней тысяча вещей, которые отвечают моим вкусам. Уменя нет желания лечь с ней в постель, однако я без ума от бесед с ней.Разумеется, я предпочел бы для утех Араминту, но я искренне презирал бы ее,когда жар моего желания спадет, потому что я нашел в ней только тело, и ни одноиз ее моральных качеств не затронуло моего сердца. Впрочем, все сказанное неимеет никакого отношения к нашему случаю: в снисходительности Сен-Фона к твоейневерности есть элемент либертинажа, который объяснить не так просто. Мысль отом, что ты лежишь в объятиях другого, возбуждает Сен-Фона, ведь он сампоместил тебя в такие условия; и когда он представляет себе твои утехи, когда видитих воочию, член его твердеет, и ты умножаешь его удовольствия пропорциональнотому, как умножаются твои собственные; Сен-Фон будет обожать тебя тем сильнее,чем больше ты будешь заниматься тем, что вызывает ненависть болванов. Вот вэтом и заключается одна из умственных аномалий, понятных только такимизбранным, как мы, но от этого не менее сладостных.