Генерал-фельдмаршал Голицын - Станислав Десятсков

— И что тебе брат молвил? — задумчиво спросил Петр.

— У брата, государь, Мазепе веры нет! — честно ответил князь Михайло.

— Что ж, и впрямь надо боронить Украину. Ты, Данилыч, со своими драгунами спроведай пана гетмана. А ты, князь Михайло, бери гвардию и отведи ее в Смоленск для пополнения. Ведь только в твоем Семеновском полку, чаю, половина солдат иль убита, иль ранена? — Петр внимательно посмотрел на Голицына.

— По утренней поверке во вчерашней баталии средь семеновцев полегло солдат и офицеров 141, ранено 664, — четко доложил вскочивший с места Голицын.

— Да ты сядь, сядь! — махнул рукой Петр. И, оглядев своих генералов, заключил: — Что ж, господа, «тут первая солдатская проба была». И наш солдат под Лесной — пробу ту выдержал! А твои семеновцы, князь Михайло, дрались яко львы. За то произвожу тебя в генерал-поручики!

— Мин херц, а я так мыслю, выбить на монетном дворе медали в честь знатной виктории и наградить ими всех солдат летучего корволанта! — вмешался неугомонный Меншиков.

— Добро! — улыбнулся Петр. — У меня и девиз для сей медали есть: достойному достойное! — И не без хитрости оглядел своих генералов. Вспомнил, как князь-кесарь Ромодановский доносил на днях из Москвы, что английский посол Уильям Витворт болтал недавно в шумной компании, что главное несчастие царя в том, что у него нет и трех хороших генералов. А вот сейчас за столом сидели три отменных генерала: лихой Данилыч, расчетливый Боур, так вовремя ударивший во фланг шведам, князь Михайло. — Достойному достойное!

На другой день перед строем объявили о наградах: Михаил Голицын был произведен из генерал-майоров в генерал-поручики, Боур получил поместье, Меншиков — денежную награду (разумеется, из шведских денег).

Все солдаты летучего корволанта награждались медалями в память о славной виктории под Лесной. Многие офицеры были произведены в следующий чин на место погибших в бою товарищей. А Васька Увалень получил за поимку шведского генерала сто рублей и чин старшего каптенармуса Новгородского полка. Правда, отыскали Ваську с трудом — сразил героя под телегой ямайский ром!

В тот же день драгунские полки Меншикова двинулись на Украину, а гвардия пошла к Смоленску.

На поле баталии остались похоронные команды, рывшие братские могилы. И долго еще по окрестным лесам бродили шведские беглецы-одиночки, питаясь сырыми грибами и ягодами. Многие из них сбили обувь и были босы, и пошла с тех пор гулять в тех местах поговорка: «Боси, яко швед». Другая же белорусская поговорка отразила главное следствие славной баталии — утрату шведами всего обоза. «Швед под Лесной сгубив боти и штаны, а у Рудни потеряв и шапку!» — посмеивались в корчмах белорусские мужики.

На Западе виктория при Лесной произвела, впрочем, малое впечатление. Ведь главная шведская армия была цела и невредима и, ведомая своим непобедимым королем-воином, маршировала на Украину. Так что неудача Левенгаупта рассматривалась как частный случай! В конце концов, ведь шведский генерал ушел от русских и присоединился к королю. И только в стране, близкой к Швеции, в Дании, верно оценили все значение потери шведами огромного обоза и десяти тысяч солдат у Лесной. Русский посол в Копенгагене князь Василий Лукич Долгорукий уже в ноябре 1708 года писал Меншикову: «Победу над шведским генералом Левенгауптом здесь приписывают к великой славе ко упрочению интересов царского величества, королю же шведскому к крайней худобе. И не чают, чтоб он, потеряв такой корпус, до конца сей войны оправиться мог».

Петру I это донесение давало надежду на скорое восстановление союза с Данией. Но еще более важным для царя и его канцлера Головкина оказалось воздействие виктории под Лесной на султана Ахмеда и его везира.

Петр Андреевич Толстой, конечно же, поспешил красочно изобразить в Стамбуле сию царскую победу. И результат, как сообщал русский посол, был налицо: всякие толки о войне с Россией при султанском дворе прекратились, «у них все смирно и предуготовления к войне не являются».

«Ну, а не выступит султан, не решится на войну с нами и крымский хан!» — размышлял Петр. Теперь царь мог бросить против Карла XII все свои главные силы. Не только русский солдат, но и его генералы после Лесной твердо уверились, что могут бить шведа! Так что не случайно Петр I назвал впоследствии викторию под Лесной матерью Полтавской победы.

Ясновельможный гетман Украины Иван Степанович Мазепа осенью 1708 года сидел в своем замке в Батурине, как старый и хитрый лис в глубокой норе, услышавший звуки царской охоты. Давно уже через княгиню Дольскую бывший покоевый короля Речи Посполитой, ставший волею случая и фортуны украинским гетманом, находился в тайных сношениях со Станиславом Лещинским, мечтая возвернуть Левобережную Украину под высокую королевскую руку и получить за то богатое княжество и маетности в Литве и Белоруссии и тем сравняться с такими польскими магнатами, как Потоцкие, Вишневские и Любомирские. Украина в этих расчетах гетмана была лишь разменной монетой, ценой которой он мог войти в круг избранной знати Речи Посполитой. То была золотая мечта, запавшая в душу Мазепы еще в ту пору, когда он служил в покоях короля Яна Казимира. Знатное и независимое положение польского магната-патриция, свергавшего и назначавшего королей, представлялось ему куда почетней и выгодней, чем гетманский чин и служба под командованием московского царя.

Связавшись с королем Станиславом, Мазепа, естественно, сделал и другой шаг — вступил в непосредственные сношения и с хозяином польского королька, Карлом XII. Правда, шведский палладии не удостоил его личной переписки, а вел переписку с гетманом через своего первого министра графа Пипера. Но тот самый Мазепа, который неоднократно пенял Петру на то, что ему отдают приказы Меншиков и Дмитрий Голицын, совершенно не обиделся, когда король свейский ответил ему не самолично, а через министра. Тут было не до местнических обид и пререканий! Главное для Мазепы заключалось в том, что в 1708 году шведы шли на Москву. После победы шведов гетман рассчитывал разорвать связи с Москвой и выйти со всем своим войском на Днепр, навстречу королю Станиславу, чтобы передать Украину под высокую королевскую руку, получив за то все обещанные награды.

Неожиданный поворот шведа на Украину смешал все расчеты Мазепы, лишая его позиции независимого и сильного наблюдателя, который в должный момент выйдет из тени и скажет свое веское слово.

— Чертов швед! — сердито говорил Мазепа своим самым доверенным лицам: генеральному писарю Орлику и племяннику Войнаровскому. — Что ему тут надо? Он помешает моим приготовлениям, приведет за собой москалей и погубит нас!

Старый гетман сердито засопел и выглянул в узкое окошко-бойницу. Гетманский дворец в Батурине, воздвигнутый Мазепой на месте скромных палат его предшественника Самойловича, был построен как слепок с замка богатого польского вельможи и одновременно являлся крепостью и резиденцией. Укрытый за толстыми стенами, сквозь узкие щели бойниц замок угрюмо взирал с холма на гетманскую столицу, представлявшую собой нечто иное, как разросшееся казацкое село, каких немало стояло на берегах Сейма и Псела. Зато во внутренний двор замка выходили широкие окна, сквозь которые весело было глядеть Мазепе на укрытые на его подворье богатства: конюшни с тысячными арабскими скакунами и горскими аргамаками, высокие житницы, переполненные золотистым украинским зерном, богатые закрома, полные, как у рачительного хозяина, всевозможными запасами, расписную скарбницу, где хранилась не только войсковая казна, но и сокровища самого вельможного гетмана.