Дожить до рассвета - Виталий Дубовский

Всеведа встрепенулась от его слов, утирая слезы.

— Ой, батюшки! Какая же я дура! Доченька, милая, помоги мне. — Колдунья прикоснулась ладонью ко чреву, где зарождалась жизнь ее будущей дочери. Всем своим сознанием она потянулась к маленькому, с ноготок, комочку плоти. — К духу Творца взываю, чья искра горит во плоти. В тело свое тебя, дочь, допускаю — моими глазами зри. Да откроется дверь в сознанье мое, и станут двое, будто одно. Ключ. Замок.

В голове колдуньи раздался заливистый детский смех, и словно сияющий мотылек пронесся перед ее взором, разгоняя тьму. Всеведа охнула, увидев воочию поле битвы.

— Спаси и сохрани, Отец-Творец! Совсем обезумели люди. Ярослав?! — Ноги понесли ее к самому центру дымящейся после пожара равнины. — Веди меня, милая, веди!

Склонившись над грудой тел, колдунья принялась растаскивать их в стороны, рыдая и сетуя на слабость женского тела. Наконец увидев Ярослава, она рухнула перед ним на колени, принявшись целовать его холодное, бледное лицо.

— Ярославушка, суженый мой! Очнись, не бросай меня…

Ресницы медведича дрогнули, и он застонал, открывая свои голубые замутненные болью глаза. Его пересохшие губы тихо прошептали:

— Молния… Боги покарали меня…

Всеведа склонилась над ним, принявшись радостно баюкать его, словно ребенка.

— Жив, мой милый. Жив, мой хороший.

Медведич болезненно поморщился, прикоснувшись ладонью к обожженной молнией груди. Нащупав подле себя меч, он оперся на него, пытаясь подняться на ноги.

— Грех на мне великий, Всеведа. На брата я руку поднял! — Воин застонал, обессиленно рухнув на колени. — Слава Богам, не убил. Не позволили…

Всеведа подхватила его под руку, помогая подняться с земли. Обняв любимую, Ярослав огляделся по сторонам, хмуро разглядывая тысячи тел, усеявшие поле битвы.

— Как нашла-то меня, слепуха?

Девушка счастливо улыбнулась, мысленно благодаря дочь за помощь. «Спасибо, милая. А теперь ступай». В голове раздался радостный детский смех. И в тот же миг мир погас перед глазами Всеведы, вновь погружая ее в темноту.

— Помогли мне, — ответила колдунья, загадочно улыбнувшись, и тут же озабоченно потянулась ладонью к его обожженной груди. — Пойдем, любимый, ты весь горишь. Нужно тысячелистник к ране приложить.

Ярослав уперто замотал головой, вырываясь из ее заботливых объятий.

— Не боль меня мучит, мясо нарастет. Совесть жжет изнутри, на брата руку поднял! — Медведич горестно покачал головой, словно не веря в происходящее. — Сердцем чую — Малюта то был. Лица его не разглядел, словно пелена перед глазами…

Всеведа зарыдала, прижимаясь к нему, и зашептала:

— Колдовством тебя опутали, милый. Сторожевого пса из тебя сделали, чтобы Ледею ты охранял. Борись с этим, любимый. Истину не сокрыть, она всегда дорогу найдет.

Медведич нахмурился, впервые прислушавшись к ее словам. Околдовали? Ледею стеречь обязали? То-то он в Асгард рвется, словно кто манком его призывает!

Топот копыт за спиной оповестил о приближающемся всаднике. Ярослав обернулся, встретившись взглядом с ведьмаком. Брови медведича хмуро сошлись на челе, выражая недовольство.

— Жив, воевода? — Стоян осадил жеребца, пристально вглядываясь в глаза медведича. — Больно уж злой у тебя взгляд, Ярослав. Аль обиду на меня затаил?

Ярослав молчал, в бессилии стиснув зубы. Ну, если права Всеведа — не жить тебе, травник! Рука медведича неуверенно ощупывала рукоять меча.

— Я бился с воином, — прохрипел Ярослав, чувствуя, как к горлу подкатил жгучий ком. — У него было много лиц, истинного не разглядеть. Братом он меня называл! Скажи, Стоян, как такое может быть?

Ведьмак прищурился, разглядывая молодого воина, пытающегося отыскать ускользающую нить истины. Глаза Ярослава внимательно вглядывались в него, пытаясь распознать ложь. Рука медведича судорожно стиснула рукоять меча, готовая пустить его в ход. Он желал знать правду.

Ухмыльнувшись, колдун произнес, вновь сея зерно сомнения в его душе:

— С волхвом, что ль, схлестнулся? Да, эти горазды ворожить — лики меняют, братом тебя называют. — Зрачки ведьмака сузились, превращаясь в кошачий глаз, и он прошипел: — Как вновь его встретишь, голову сруби. Тогда и лицо истинное разглядишь.

Медведич опустил взгляд, смущенный его ответом. Сомнения в собственной правоте вновь поселились в его душе.

Удовлетворенно усмехнувшись, ведьмак развернул коня, прикрикнув на Ярослава:

— Шевелись, медведич, не время прохолаживаться. Поутру на штурм пойдем!

Ведьмак стегнул коня, направившись к лагерю. Оставшись наедине со своими сомнениями, медведич окинул Всеведу мимолетным взглядом.

— Не верь ему, Ярослав, — прошептала колдунья, словно почувствовав его вопрошающий взгляд. — Богом молю, не верь.

Ладья приземлилась на площади у храма Велеса. Сойдя с борта корабля, Правитель окинул умирающего Ратибора горестным взглядом.

— Несите его в капище.

Подняв тело старого мастера, стража устремилась вслед за Правителем. Врата храма распахнулись, и на пороге показались испуганные жрецы. Вышедший навстречу старый волхв, лишь мельком взглянув на раны Ратибора, покачал головой:

— Не жилец.

Правитель мрачно кивнул в ответ, входя в капище. Сорвав с плеча свою еще недавно белую мантию, он бросил ее на пол.

— Кладите!

Старый волхв суетливо бросился отбирать травы, прикрикивая на помощников:

— Вар ставьте! Огнище раздуйте, пусть тело согреется!

Ратибор застонал, открывая глаза. Окинув мутным взором мрачные стены капища, он прошептал, превозмогая боль:

— Пустое. Умираю я…

Правитель опустился возле него на колени, возложив ладони на его окровавленную грудь. Теплый поток живительной силы наполнил тело Ратибора. Облегченно вздохнув, старик прикоснулся к его ладоням, отстраняя их.

— Не трать силы попусту, брат. — У его глаз залегли печальные морщинки. — Не жилец я. Неужто Ратибор в ранах не понимает? Колдовским ударом он меня сразил. Сердце мое уже умерло.

Правитель зажмурился, с надеждой вглядываясь магическим взором в тело Ратибора. Черная вязь заклятья накрепко опутала сердце старика. С каждым его ударом смертельные силки затягивались туже, заставляя сердце биться все медленнее.

Небесные глаза Ратибора словно насмехались над смертью.

— Не печалься, брат. Долго мы с тобой на белом свете пожили. — Старый Ур по-мальчишески улыбнулся, вернувшись сознанием в прошлое. — Все будто один год пролетело. Словно зима в жизни наступила, сединой голову посыпав. А как мы жили! Как славно бились! Вся наша жизнь — нескончаемая битва со злом. Кому что на роду написано. Одни слово Истины в народ несут, а я свою правду мечом отстаивал. — Старый мастер умолк, судорожно сопротивляясь невыносимой боли. Глаза его закрылись, отстраняя сознание от мучений тела. Тяжело вздохнув, старик продолжил, не открывая глаз: — И знай, брат. Никогда я не завидовал твоей вновь обретенной молодости. Говорят, старость — не радость? Глупцы. Лишь старея, ты обретаешь мудрость. На твоих глазах вырастают ученики, по крохам впитывающие твои знания. В них моя жизнь, брат. Я все им передал, что сам умел. Теперь в каждом из них живет малая толика меня. И они разнесут меня по всему белу свету, радостно передавая из рук в руки мое священное таинство.