Robbie Williams. Откровение - Крис Хит

В другой день они идут на тренировку в Gymboree, и там Роб ныряет в мячики — прячется. «Я вот с той мамочкой спал, — объясняет он Айде. — Забыл, как ее зовут».

* * *

Роб упоминает другой раз в Chateau Marmont — удивительно, сколько замечательных событий в его жизни произошло в месте, к которому у него смешанные чувства — он пошел в ванную, а какой-то парень просунул ногу под дверь его кабинки и постучал.

«Вот это очень смешно, по-моему», — сказал он.

Роб не знает определенных сексуальных кодов. Но он тут же распознает эту глуповато-смехотворную игру.

«И я тоже постучал. И он вошел ко мне в кабинку со стоящим членом».

Робу удалось отвлечь мужчину, обратив ситуацию в шутку.

«Сейчас уже не так, — рассказывает он Анту и Касперу, — но вот раньше в топе поиска гугла было „Робби Уильямс гей“. То есть ты печатаешь в поиске „Робби Уильямс“, а он тебе тут же подставляет „Робби Уильямс гей“».

* * *

И еще одна, перед тем как погасят свет.

«Зая, это мне напомнило, — начинает Айда, — как однажды я должна была лечь уже, но чувиха из рекорд-компании… тот отель».

Несколько мгновений спустя, обратите внимание, снова именно Айда подбивает рассказать такую историю.

«Ох, — говорит Роб, уже слишком уставший для преамбулы, он переходит сразу к сюжету. — Я в Лос-Анджелесе, ужасно хочу трахаться. Вот никогда в жизни мне не было так одиноко и так не хотелось трахаться. В Сан-Франциско я познакомился с девушкой-стриптизершей, и у нас ничего не было, потому что я был само очарование. Мы вернулись в отель, но и там я ничего не делал, потому что я хотел быть плечом, и трезв к тому же, и вообще — ну как развращать живого человека, с которым мы беседовали о семье? Но сейчас вот вечер пятницы, я одинок прям пипец как, и трахаться хочется — аж зубы сводит — так никогда не хотелось, повторюсь. Короче, я звоню той девушке, она летит из Сан-Франциско в Лос-Анджелес, мы тут же трахаемся, и в тот момент, когда кончили, мне уже не хочется ее присутствия. А у нее на руке тату — женщина в чулках с ножом за спиной, понятно? Ну то есть дама сия чокнутая, и говорить нам не о чем. Утром она просыпается, мы завтракаем в патио, я наливаю кофе в чашку, и тут она… — Роб артикулирует: Я тебя люблю — ну то есть, короче, у нас проблема».

Он рассказывает, как выпутался. Первым делом пошел в спальню и, пока она еще ела, позвонил другу в своей американской рекорд-компании, и попросил его нанять лимузин, приехать в отель, ворваться в номер и наорать — дескать, нужно мчаться в Феникс на радиостанцию, иначе его песни на радио в Фениксе звучать не будут.

«Ну вот я возвращаюсь, сажусь за стол и жду стука в дверь», — говорит он.

Все разыграли, как по нотам. «Ну и я такой ей: зайка, мне ехать надо… то-то и то-то делать. А она заявляет: я еду с тобой. Я говорю: нет, нельзя, у меня сейчас имидж такой, что я ни с кем в связи не состою, это важно. Загружаю одежду свою и чемодан в лимузин и едем в Chateau Marmont… — да, еще раз, — там регистрируюсь и живу».

Он говорит, что и у этой истории есть кода.

«Она потом переехала в Лос-Анджелес, полтора года спустя», — говорит он. Она стала встречаться с рок-звездой одной, чувака этого Роб немного знает. Однажды ночью она пересеклась с Робом и рассказала удивительную историю о том, что рок-звезда эта странно себя ведет, и вот одно за другим…

«И я с ней снова переспал…»

«Да ты что, ну не может быть!» — восклицает Айда в полнейшем изумлении. Она попросила рассказать эту историю, но вот эта часть — новость даже для нее. «Ну не трахнул ты ее еще раз, ну скажи, блин, что нет!»

«Угу», — отвечает он слегка застенчиво.

«Ну вот был бы ты девушкой, — говорит Айда, — я бы сказала: девочка, у тебя нет ни капли самоуважения».

«И, — продолжает Роб, — я рассказал ей всю историю на следующий день после ее я тебя люблю».

«Рассказал ей? — восклицает Айда. — Этого ты мне не говорил!» Тяжкое сочетание веселья и ужаса: «Поверить не могу, что ты решил, что она псих с татухой, а потом все равно трахнул ее еще раз».

Роб глядит на Айду таким взглядом, который как бы спрашивает: после всего, что она услышала о нем этим вечером, как можно любую фразу о его поведении начинать словами «Поверить не могу…».

«Зая, — напоминает он, — мне дрочила беззубая карга…»

* * *

Сентябрь 2016 года

Когда Дэн Вуттон, главный обозреватель поп-музыки в The Sun, берет у Роба интервью за кулисами фестиваля iTunes, он хочет знать все о резко возросшем статусе Айды и о том внимании, которое она привлекает, появившись в Loose Women (британское ток-шоу, выходит в Британии с сентября 1999 года, выходит во многих странах мира. Название примерно переводится как «Женщины без стеснения», «Женские откровения» и т. п. — Прим. пер.).

«А она же раскрывает все, — говорит Вутон. — Вот скажи мне, ну, например, у тебя разрешения она спрашивала? Или просто — я буду это делать, и все?»

«Нет, — объясняет Роб. — Я ее очень в этом поддерживал. Дело в том, что когда мы познакомились, я вроде как ее взял в плен, похитил ее, увел от ее карьеры. Мне очень нужно было, чтоб она была со мной. Ну и так вышло, что следующие девять лет она провела в качестве моей Сучки из Гримерки, а теперь я ее Сучка из Гримерки. Вообще, главная причина, за что я полюбил Айду, — за ее личность, и я безумно ею горжусь… Я хочу, чтоб она показывалась и чтоб люди узнавали то, что знаю о ней я, потому что у нее прям уникальные качества. Понимаете, я тут как гордый родитель: беги, блистай, малышка моя! А секретов у нас по-любому почти и нет. Мы прям всем-всем делимся. Я таким всегда был, слишком делящимся. Да и она тоже. Мне кажется, мы иногда в этом откровенничанье пытаемся друг друга переплюнуть, что уже страшновато. Но она там ничего такого не говорила, что меня бы смутило. Конечно, некоторые вещи могли бы смутить кого-то другого, но мы вот типа… нет у нас секретов».

«А моя любимая история… — начинает Вутон, — но хотелось бы знать, правдива она или нет…»

«Про огурец?» — спрашивает Роб.

«Да!»

«Эта — правдивая», — заверяет Роб.

* * *

Эту историю Айда на Loose Women рассказывает так, как будто произошла она только вчера. В действительности же они с Робом годами шутили на этот счет. На телепрограмме история всплывает в связи с дискуссией о детях-звездах и о том, как ранняя слава задерживает развитие.

«Поскольку Роб прославился в пятнадцать лет… — это небольшое преувеличение: в 15 Роб еще был школьником в Стоке, мечтающим о волшебной жизни артиста в шоу-бизнесе, где овощи каждый день — чудо, — …то, конечно, есть некое препятствие развитию, когда становишься знаменитым слишком юным, в возрасте, когда усваиваешь всякие жизненные навыки. Так вот однажды достаю я из холодильника огурец, а он меня спрашивает, что это. А я говорю — огурец. А он сказал: я, говорит, не понял, потому что видел их только нарезанными. Думаю, он не догадывался, что изначально у них другой объем и форма».