Корни - Алекс Хейли

– Ниггер, страдавший, подобно мне, многому научился. – Он пристально посмотрел на Кунту, словно решая, стоит ли продолжать. – Когда-то я был настоящим мужчиной. Я мог согнуть железный лом на колене. Я мог нести набитый мешок, что по силам только мулу. Я мог вытянутой рукой поднять взрослого мужчину за ремень. Но я работал чуть не до смерти, и били меня смертным боем, пока не отдали этому массе в уплату долга. – Старик замолчал. – Теперь я слаб. И хочу лишь спокойно дожить те дни, что мне остались.

Он впился глазами в Кунту:

– Сам не знаю, почему тебе все это рассказываю. На самом деле мне не так плохо, как кажется. Но масса не продаст меня, пока думает, что мне плохо. И вижу, ты уже научился садоводству. – Старик снова замолчал. – Я могу вернуться в сад и помогать, если хочешь – но не слишком много. Я как-то ослабел.

Кунта поблагодарил старика за предложение, но сказал, что и сам хорошо справляется. Через несколько минут он извинился и направился в свою хижину, ругая себя за то, что не выразил достойного сочувствия старому человеку. Он уже жалел, что узнал так много, но не мог не испытывать презрения к тому, кто опустил руки и сдался.

На следующий день Кунта решил разговорить Белл. Он знал, что больше всего она любит говорить про массу Уоллера, и решил спросить, почему тот не женат.

– Он был женат – на мисс Присцилле. Он женился в тот год, когда меня сюда привезли. Она была хорошенькая, словно колибри. И такая же маленькая. Поэтому она и умерла, рожая их первого ребенка. Маленькая была девочка – она тоже умерла. Это было самое ужасное время здесь. С тех пор масса никогда не был таким, как раньше. Только работа, работа, работа – он словно пытается загнать себя. Он не выносит, когда кто-то болеет или ранен. Масса даже к больной кошке зовет доктора – и к любому заболевшему ниггеру тоже. Вот к Скрипачу, о котором ты всегда говоришь, или к тебе, когда тебя привезли. Он так злился, когда узнал, что с тобой сделали, что даже выкупил тебя у собственного брата Джона. Он не имел к этому отношения – Джон нанял чертовых ловцов ниггеров, а они сказали, что ты пытался их убить…

Кунта слушал, понимая, что ему открываются глубины душ не только черных людей. Ему и в голову не приходило, что белым тоже не чужды страдания, хотя это не оправдывало их поведения. Ему захотелось говорить на языке белых так хорошо, чтобы высказать все это Белл – и рассказать ей сказку старой Ньо Бото про мальчика, который помог попавшему в ловушку крокодилу. Ньо Бото всегда заканчивала ее словами: «В этом мире за добро часто платят злом».

Подумав о доме, Кунта вспомнил о том, о чем давно уже хотел сказать Белл. Момент показался ему подходящим. И он с гордостью произнес, что, если бы не ее коричневая кожа, она была бы так же красива, как самая красивая женщина мандинго.

Но самый большой его комплимент натолкнулся на полное непонимание.

– Что за ерунду ты говоришь? – раздраженно ответила Белл. – Не понимаю, зачем белым привозить из Африки таких глупых ниггеров!

Целый месяц Белл не разговаривала с Кунтой – даже свою корзину с овощами в большой дом носила сама. Но как-то в понедельник она прибежала в сад с широко распахнутыми глазами и затараторила:

– Только что у нас был шериф! Он сказал массе, что на Севере, в каком-то Бостоне, произошла заварушка! Белые люди словно взбесились из-за налогов короля, что за большой водой. Масса велел Лютеру закладывать повозку. Он едет в округ. Он очень зол!

После ужина все собрались у хижины Скрипача, желая узнать, что думает об этом он и садовник. Садовник был самым старым из рабов, а Скрипач часто путешествовал и много знал.

– Когда это произошло? – спросил кто-то.

– Ну все, что доходит до нас с Севера, – ответил садовник, – случается довольно давно.

– Я слышал, – добавил Скрипач, – что из Бостона до Вирджинии десять дней пути на самых быстрых лошадях.

Повозка массы вернулась уже на закате. Лютер поспешил к рабам, чтобы сообщить обо всем, что ему стало известно.

– В Бостоне так разозлились из-за налогов, что набросились на солдат короля, – рассказывал он. – Солдаты начали стрелять и убили одного ниггера по имени Криспус Аттукс. Они называют это «Бостонской резней»!

В следующие дни об этом говорили очень мало. Кунта не понимал, что происходит и почему белые – и даже черные – волнуются из-за того, что случилось так далеко. Не проходило дня, чтобы на большой дороге не появился кто-нибудь с новыми слухами. Лютер регулярно приносил новости от домашних рабов или с конюшни от других кучеров, с которыми он общался, когда масса ездил навещать больных или обсуждать новости из Новой Англии с другими массами в их больших домах.

– Белые люди не умеют хранить секреты, – сказал Кунте Скрипач. – Они не обращают внимания на ниггеров. Куда бы они ни пошли и что бы ни делали, ниггеры все слышат. Белые разговаривают за столом и не думают, что ниггерские девушки, подающие им еду, все запоминают. Они считают нас глупыми. Даже когда они так напуганы, как сейчас, и говорят непонятно, мы все равно запоминаем слова по буквам, а потом находится кто-то, кто их разберет. Ниггеры не заснут, пока не узнают, о чем говорят белые люди.

Известия с Севера продолжали поступать все лето и осень. Потом Лютер стал рассказывать, что белых волнуют не только налоги.

– Они говорят, что в некоторых округах черных вдвое больше, чем белых. Они боятся, что король из-за воды начнет освобождать нас, ниггеров, чтобы мы сражались против белых.

При таком известии все ахнули. Лютер немного выждал и добавил:

– Многие белые так напуганы, что начали запирать двери по ночам и даже перестали разговаривать в присутствии ниггеров.

Кунта много ночей лежал без сна, размышляя о «свободе». Насколько он понимал, это означало, что не будет никакого массы, можно будет делать то, что захочется, и идти куда угодно. В конце концов он решил, что вряд ли белые везли черных через большую воду, сделав своими рабами, чтобы потом вот так вдруг их отпустить. Такого просто быть не могло.

Незадолго до Рождества к массе Уоллеру приехали родственники. Их черного кучера кормила на кухне Белл, а он рассказывал ей последние новости.

– Дон слышал, что в Джорджии ниггер по имени Джордж Лейли, баптист, получил разрешение проповедовать среди черных по всей реке Саванна. Говорят, он даже создал африканскую баптистскую церковь в Саванне. Я первый раз слышу о церкви ниггеров…

– Рассказывают, что такая есть в Петербурге, прямо здесь, в Вирджинии. А ты слышал что-нибудь о беспорядках на Севере?

– Говорят, много важных белых людей собралось в Филадельфии. Они называют это Первым Континентальным конгрессом.

Белл тоже об этом слышала. На самом деле она, с трудом разбирая буквы, прочитала об этом в газете массы Уоллера, а потом рассказала все старому садовнику и Скрипачу. Только они знали, что Белл немного умеет читать. Садовник и Скрипач сошлись во мнении, что Кунте об этом ее умении говорить не стоит. Да, он умел держать рот на замке и стал многое понимать и выражаться яснее, но они чувствовали, что он еще не до конца осознает всей серьезности последствий – никто не знал, что случится, если масса хотя бы заподозрит, что Белл умеет читать. Ее могут продать в тот же день.