Повседневная жизнь Арзамаса-16 - Владимир Матюшкин

Вообще говоря, наличие ядерного оружия в войсках оказывает мощное психологическое давление на персонал. Проблема психологической подготовки офицеров в этом плане осознавалась, пожалуй, в большей степени американским военным руководством. Наше руководство уделяло больше внимания технике безопасности. Из рассказа А. В. Веселовского: «На базу Оленью привезли две боевые бомбы из боезапаса ВВС. Однако боевые офицерские расчеты были, вероятно, напуганы присутствием высоких военных чинов и явно не готовы к четкой и оперативной подготовке ядерных боеприпасов к применению. На мой вопрос Е. А. Негину: „Кто будет готовить?“ — последовал ответ: „Готовьте сами, а офицеры пусть посмотрят“. Мы за полдня подготовили к боевому применению две бомбы. Офицеры жались по углам и, видимо, очень боялись радиации. Однако вечером получили указание, что сброс боевых бомб из боезапаса отменяется. На сей раз перевод подготовленных к применению ядерных боеприпасов в пониженную степень готовности выполнял боевой офицерский расчет ремонтно-технической базы ВВС. Я смотрел, как они работают, и мне стало просто не по себе. Видимо, техника безопасности их так запугала, что разряжавший заряд майор буквально весь трясся, холодный пот стекал по его лицу, руки дрожали, я боялся, что он может уронить детонаторы, но все, к счастью, обошлось. Я потом говорил генералу Сажи ну (начальнику 6-го Управления ВВС), что в учебном центре явно перестарались инструкторы-преподаватели в части опасений по технике безопасности»[117].

По окончании испытаний был заказан большой самолет Ил-18, который и доставил всех в Москву. У трапа испытателей встретила делегация, во главе которой были директор института Б. Г. Музруков и первый секретарь горкома партии А. С. Силкин. Всем пожимали руки, благодарили. Правда, испытателей подобными торжествами баловали нечасто.

В начале 1962 года в центральных газетах появились статьи об испытателях, а в «Правде» была напечатана маленькая заметка «Награды героям атома»:

«За большие заслуги, достигнутые в развитии атомной промышленности, науки и техники, разработке, совершенствовании и испытании новых образцов мощного термоядерного оружия, Президиум Верховного Совета СССР наградил особо отличившихся работников — дважды Героев Социалистического Труда — третьей золотой медалью „Серп и Молот“, присвоил звания „Герой Советского Союза“ группе офицеров ракетных войск и авиации, звания „Герой Социалистического Труда“ — 26 ведущим конструкторам, ученым, инженерам и рабочим, наградил орденами и медалями СССР более 7 тысяч рабочих, конструкторов, ученых, руководящих, инженерно-технических работников и военнослужащих Ракетных войск, Военно-воздушных сил и Военно-морского флота, наградил орденом Ленина ряд научно-исследовательских и проектных институтов и заводов. За особые заслуги при выполнении задания партии и правительства по разработке и совершенствованию термоядерного оружия и успехи в развитии атомной науки и техники Совет министров Союза ССР объявил благодарность группе ведущих ученых и конструкторов — Героев Социалистического Труда, лауреатов Ленинской премии». И лишь только в городе смогли узнать фамилии награжденных. А. Д. Сахаров получил третью звезду героя, Ю. Б. Харитон и Я. Б. Зельдович — уже трижды Герои Социалистического Труда — получили персональные благодарности Правительства СССР. Десятерым присвоено звание «Герой Социалистического Труда». Десятки человек получили звания лауреатов Ленинской премии. В числе прочих получил свой первый орден — орден Трудового Красного Знамени — А. В. Веселовский, который ему вручил первый начальник объекта, заместитель министра средмаша генерал-лейтенант Павел Михайлович Зернов. Из фонда начальника объекта Б. Г. Музрукова награжденному была выделена «Волга М-21» (конечно, за наличный расчет!).

У испытателей особенно ярко проявлялись черты и стиль поведения, присущие старшему и среднему поколению Арзамаса-16. Ответственность ли тому причиной, повседневный риск или общение с руководством, трудно сказать. Никогда поэтому не было препирательств типа «а что я за это буду иметь?». Надо — значит, надо! Самоотверженность и чувство долга вовсе не вбивались страхом, они вырабатывались, воспитывались. «Раньше думай о Родине, а потом о себе!» — это о них. А. Веселовский вспоминал, как в 1961 году жена просила его из командировки приехать к больному сыну. В ответ на просьбу отпустить руководитель испытаний «Н. И. Павлов спокойно сказал: „Я понимаю ваше состояние и ваше стремление помочь больному сынишке. Но давайте проанализируем, чем вы можете помочь? Сына положили в инфекционное отделение больницы, доступ туда закрыт, общение через стекло только расстроит ребенка еще больше. Конечно, жене будет полегче. А здесь вы нужны, так как темп работ будет еще больше, чем прежде. Я не могу вам запретить отъезд, но я прошу вас остаться. О состоянии здоровья вашего сына буду регулярно узнавать по ВЧ-связи“. Поняв, что я действительно нужен, что, безусловно, польстило моему самолюбию, ушел с тяжелым чувством неисполненного долга отца к маленькому сыну. В коридоре меня догнал Е. А. Негин: „Я понимаю твои переживания, у меня самого жена в Москве на операции, а я вот здесь и уехать не могу“»[118].

На испытаниях, где всегда была высокая концентрация высокого начальства и профессионалов сборщиков и испытателей, не занимающих высоких административных должностей, складывались несколько своеобразные отношения в целом. Во-первых, это в значительной степени зависело от стиля отношений по производственной вертикали. Большинство руководителей, даже очень высокого ранга, вплоть до министра, никогда не подчеркивали своего положения, это создавало доверительные отношения, когда можно было обратиться со своими заботами и нуждами к руководству. Интересно, что в словарном разнообразии мемуарной литературы испытателей я почти не встречал термина «начальство». Вместо этого использовался другой — «старший товарищ». Конечно, характеры были разные, и переделывать себя многие не хотели, привычка — вторая натура. Однако достоинство настоящего профессионала ценилось высоко.

Был такой эпизод. Во время испытаний модернизированной Р-12 на полигон приехал первый заместитель начальника Главного управления ракетного вооружения Министерства обороны генерал-лейтенант А. С. Мрыкин. Очень вспыльчивый, излишне эмоциональный человек, который не стеснялся в выражениях и раздаче наказаний. На полигоне среди офицеров появилось выражение: «Получил втык в один МРЫК», то есть с погон «полетела» одна звезда. Его очень боялись, так как можно было попасть «под горячую руку» и незаслуженно пострадать.

При подготовке к старту ракеты предусматривалось подключение системы ее аварийного подрыва к автоматике боевой части при аномальном полете. Эту операцию выполнял молодой инженер из Арзамаса-16 Слава Гришин. Он прибыл на стартовую позицию по графику, однако у ракетчиков что-то не ладилось, поэтому прождав, он уехал с согласия руководителя подготовки пообедать. На старт пожаловал Мрыкин: «В чем задержка?» Полигонный полковник ответил не моргнув глазом: «Да вот, представителя Минсредмаша нет, уехал обедать, до сих пор ждем». Генерал багровеет, и… в это время подъезжает Гришин. Мрыкин с места в карьер — и многоэтажным матом на молодого специалиста. Слава сначала оторопел, потом снял очки, протер и голосом, перекрывшим генеральский рык, заорал: «Товарищ генерал, я не хуже вас орать умею!!!» Генерал удивленно смолк И Гришин уже спокойно все объяснил. Генерал развернулся, и теперь поток «площадного красноречия» обрушился на офицеров. Зато потом, когда в очередной раз на стартовую площадку приезжал Мрыкин, всегда повторялось следующее приветствие: всем общий кивок и персональное рукопожатие: «Здравствуйте, товарищ Гришин!»