Красный дракон. Китай между Америкой и Россией. От Мао Цзэдуна до Си Цзиньпина - Елена Поликарпова

Крах глобального «Западного» проекта показал и третий путь выхода из него: он рельефно обнажил интересное явление – форсирование технологического прогресса, что можно сделать только на пути отказа от корысти (ссудного процента) в качестве движущей силы развития общества. Другими словами, теперь проявляется тенденция, согласно которой «стратегические решения, принимаемые самыми разными обществами, становятся некоммерческими»546. Сейчас наблюдается новая форма социальной борьбы – борьбы между стремлением к прибыли (на чем основан глобальный «Западный» проект) и стремлением к технологиям (это характерно для глобального Красного проекта).

Следует иметь в виду то обстоятельство, согласно которому начинает пробиваться, особенно в условиях идущего глобального финансово-экономического кризиса, тенденция нерыночных отношений, способствующая развитию новейших технологий (как в глобальном Красном проекте, осуществленном в Советском Союзе). «Вырываясь из оков рынка, – пишет М. Делягин, – человечество стремится к восстановлению технологического прогресса, надеясь на возвращение его гуманизирующей роли, надеясь, что технологии обеспечат “благосостояние для всех” и остановят сползание в варварство. Упование на технологии против всесилия рынка, при всей наивности (как и любой надежды на лучшее будущее), представляется перспективным. Такое упование представляется, помимо прочего, еще и современной формой социалистической идеи, превращающейся из традиционной социал-демократической, свойственной индустриальной эпохе, в идею технологического социализма»547. Для этого следует преодолеть институциональную беспомощность различных международных организаций, в том числе и «двадцатки».

Еще одним выходом из краха глобального «Западного проекта» является ренессанс социалистических идей, несмотря на проигрыш глобального «Красного проекта». «“Красный проект”, который в СССР, – подчеркивает М. Хазин, – развивался, если можно так выразиться, в достаточно резкой “коммунистической” форме, проиграл, но не исчез окончательно, а перешел в латентную форму. Резкое падение уровня жизни в странах “Западного проекта” после неизбежного и скорого глобального экономического кризиса неминуемо вызовет мощный ренессанс социалистических идей»548.

Более того, человечество вынуждено в связи с крахом доллара как единой меры стоимости вернуться к золоту – «умные деньги» известных хеджевых фондов уже вкладываются в золото и связанные с ними акции549, чтобы рассмотреть возможность возврата библейского запрета на ростовщичество. Здесь может пригодиться «Исламский проект», который активно развивался почти 1000 лет и был прерван Османской империей и который основан на библейских ценностях. Только в прошлом столетии, когда «Западный» и «Красный» проекты попытались разыграть исламскую карту, произошло возрождение «Исламского проекта» в модифицированной форме. Немаловажным фактором его реанимации стал значительный демографический рост населения мусульманских стран. Однако слабость «Исламского проекта» состоит в невозможности выстроить на собственной основе современную технологическую структуру. Этот проект не может использовать опыт «Западного» проекта, так как в исламе категорически запрещен ссудный процент. «По этой причине, – подчеркивает М. Хазин, – не исключено, что проникновение ислама в Европу начнет принимать социалистический оттенок, что неминуемо будет коррелировать с подъемом аналогичных настроений в условиях острого экономического кризиса»550.

Наконец, сделал свой выбор Китай, который фактически продвигает собственный вариант глобального Красного проекта на основе концепции социализма с китайской спецификой. В своей книге «Подъем Китая» Рой Медведев следующим образом характеризует данную концепцию: «Можно без преувеличения сказать, что конфуцианство становится духовной составляющей социализма с китайской спецификой, идет процесс соединения китайского марксизма с конфуцианством… Человек в Китае привык чувствовать себя песчинкой в громадном море житейских бурь, где только семья и община могли стать ему защитой. Именно из этого общественного сознания исходил и Конфуций: его моральные принципы консервативны. Но и принципы социализма, пришедшие в Китай в XX веке, воспринимались многими как модернизированное конфуцианство. Это не помешало, однако, становлению в Китае рыночных отношений и мощному подъему рыночных отношений. На таком сочетании конфуцианства, марксизма и рыночного либерализма и будет построена какая-то новая китайская идеологическая доктрина. Вероятно, это и будет социализм с китайской спецификой»551. Пришедшее к власти пятое поколение руководителей Китая в лице Си Цзяньпина акцентировало внимание на значимости для социализма с китайской спецификой «китайской мечты», которая уже заняло свое место в мировой прессе.

Значимость Америки, Китая и России в будущем в определенной мере зависит от того, какие конкретные трансформации испытает мировое сообщество цивилизаций при переходе от существующей мир-системы к новой системе в процессе преодоления глобального финансово-экономического кризиса. Выход из нынешнего глобального финансово-экономического кризиса будет отнюдь не быстрым, он потребует осуществления ряда социально-экономических и социально-культурных трансформаций (финансовым играм будет положен конец, ремесло банкира вновь станет скромным и скучным, каким было и должно оставаться всегда, все обладающие необходимыми знаниями примутся за длительные работы в планетарном масштабе, как это делалось ранее в пределах одной страны и т. д.). Относительно этих трансформаций Ж. Аттали пишет следующее: «Увы, я опасаюсь, что ничего из вышесказанного не будет сделано вовремя. Но надеюсь, что… кризис ссуды “субприм” – первый настоящий кризис глобализации – возможно, позволит когда-нибудь установить единое правовое пространство, обеспечить стабильный спрос в мировой экономике и единый минимальный уровень заработной платы, а также регулировать важнейшие валютные функции, инструменты суверенитета и в перспективе – создать общемировое правительство. Отделяет нас от этой очевидной необходимости, самое большее, столетие (курсив наш. – В.П., Е.П.). А вместе с ним – еще не один кризис и не одна война»552.

Отечественный исследователь К.С. Гаджиев тоже считает, что «под сомнение ставится сам западный проект глобализации, имеет место тенденция к росту в мире если не антизападничества, то заметное разочарование в западной модели жизнеустройства, в том числе в западной, прежде всего англосаксонской модели рыночной экономики»553. Он считает неадекватным действительности скептические прогнозы о том, что нынешний глобальный финансово-экономический кризис «несет в себе семена полного краха всей мировой финансовой системы», однако «во все более растущей степени обнаруживается слабая эффективность или даже неэффективность традиционных путей, форм и средств разрешения проблем, порожденных кризисом, и выхода из него»554. Согласно точке зрения А. де Бенуа, окончательное обрушение мировой финансовой системы сейчас вряд ли возможно, однако экономический кризис будет продолжаться в Америке и Европе со всеми вытекающими из этого социальными и политическими последствиями555. Одним из этих последствий будет «массовое вымирание» многих существующих финансовых институтов, подобно исчезновению динозавров на исходе мелового периода. «Последствия еще одной рукотворной катастрофы для мировой финансовой системы, – пишет Н. Фергюсон, – будут проявляться медленно и болезненно, но уже сейчас нельзя исключить массового вымирания казавшихся незыблемыми финансовых институтов»556. Ныне на грани вымирания находятся сотни финансовых учреждений, подобного мир не видел со времен Великой депрессии. Во всяком случае, несомненно одно – мировое сообщество цивилизаций находится в состоянии неопределенности. Следовательно, возможен целый спектр различных сценариев развития человечества, начиная Темными веками и кончая «причудливыми» системами социума.