Хозяйка большого дома - Карина Демина

Просто слушали ветер.

Дайну Нат высадил на окраине города.

– До площади мог бы и довезти, – недовольно проворчала она, оправляя юбки.

Нат не ответил.

Женщина его злила. И злость эта была иррациональной, подталкивающей к поступкам, о которых – Нат смутно сие предполагал – он будет жалеть. А потому он молча сбросил пару тюков, притороченных к седлу.

Личные вещи. И трогать их Райдо, к огромному удовольствию Дайны, не позволил, унижает его, видите ли, необходимость копаться в чужих тряпках. Его, может, и унижает, а вот Нат не гордый, Нат покопался бы и, пожалуй, отыскал бы немало интересного. Гнать ее следовало, и давно…

Тварь.

Стоит, кутается в шубу из черной норки. Откуда взяла? А понятно откуда… небось шубка эта или альве, или ее матушке принадлежала… и вернуть бы, но не велено.

А приказы Нат не нарушал.

Старался во всяком случае. И, подавив искушение взять женщину за горло, стиснуть так, чтобы сошла эта наглая ухмылка с лица ее, Нат запрыгнул в седло.

Дел у него имелось множество.

– Эй, щенок, – раздалось в спину, – передай своему хозяину, что Дайна ждать не станет, пусть поторопится.

– Ты о чем?

– Он знает…

А Нат догадывается. Она про ту комнату с железной дверью и еще про ювелира убитого… про людей, которые ищут сокровище, быть может, и про альву. Надо было в лесу остановиться.

В лесу после бури тихо, спокойно.

Сугробы глубокие, конь по самое брюхо проваливался. Небось еще насыплет… до самой весны не нашли бы, а по весне… там и волки голодные… и в окрестных лесах мертвецов множество, одним больше, одним меньше…

Райдо говорил, что женщин трогать нельзя. Слабые они. Эта не слабая. Эта – подлая. И в спину ударит, дай только шанс. Внутренний голос нашептывал, что Райдо и не узнал бы… нет, узнал бы, разозлился, но простил, понял бы, что Нат как лучше хотел… но Нат этому голосу велел заткнуться.

В конце концов, он сам Райдо клятву принес. И свое слово не нарушит.

И потому Нат решительно выкинул Дайну из головы. Дел у него имелось множество, и начать Нат решил со знакомого особняка, в котором ему точно рады не будут. Коня он оставил при таверне, бросив мальчишке-конюху пару монет за заботу. Сам же неспешным шагом прошелся до площади, а оттуда свернул на тихую улочку.

Особняк, окруженный низкой оградой, был невелик, но аккуратен. За оградой виднелись мерзлые яблоньки и тоненькие, покрытые ледяной глазурью вишневые деревца. Снег укрыл их, и кусты шиповника, и иные кусты, тоже колючие, но названия им Нат не знал.

Через ограду он перемахнул одним прыжком и, упав в рыхлый сугроб, затаился.

Тихо.

Ни собак, ни сторожей… и правильно, кого опасаться в месте столь умилительно спокойном? Нат нырнул под низкие плети кустарника. Он немного беспокоился, что на снежном покрывале остаются следы, с другой стороны, он не совершал ничего противоправного.

Во всяком случае, ему так казалось.

Добравшись до дома, который в ближайшем рассмотрении выглядел вовсе не столь уж роскошно, Нат замер. Он коснулся стены – деревянной, холодной. Бледно-розовая краска потрескалась и кое-где облезла, обнажая темную древесину.

Нат выпустил когти.

Это ведь не полный оборот, если только когти, а значит, можно, значит, если последствия и будут, то незначительные. Он потерпит.

Когти входили в дерево, что ножи в масло. И на карниз, на котором висели ящики для цветов, Нат забрался с легкостью. Карниз покрывала толстая корка льда, а ящики стояли плотно, неудобно.

Окна затянуло инеем.

И как понять, которое ему нужно?

Плотно сомкнутые створки почти не пропускали запахов, и Нату пришлось сосредоточиться… немного измениться, ведь когда меняешься, то запахи становятся ярче.

Цветочный и сладкий.

Не то.

Мирра… ее раздраженный голос перекрывает нервные звуки клавесина, и кажется, что Мирра не играет, но допрашивает инструмент.

Эта женщина тоже опасна.

Нельзя оставлять врагов за спиной. Райдо сам учил… и оставил… война ведь закончилась. Но он ошибается, война идет, здесь, в розовом особняке, за резными ставнями, за серыми стеклами… бархатная война, но меж тем все одно – беспощадная.

Впрочем, о войне Нат думать не любил и осторожно двинулся дальше.

Пустая комната. Запахов почти нет, а значит, заглядывают в нее редко. И следующая – острый аромат кофе и шоколада, голоса, на сей раз не Мирра, но миссис Арманди, которая тоже что-то говорит, и ноты знакомые, жаль, слов не разобрать. Нат не отказался бы послушать. Он предполагал, что услышал бы немало интересного.

И снова пустая. Ящики треклятые под весом Ната опасно хрустят. Падать, конечно, невысоко и особого вреда Нату не будет, но придется начинать все наново.

На ее окне висел венок из остролиста.

И запах шел сладкий, пьянящий. Нат так и замер, прижавшись к стеклу щекой, обнюхивая ставни, выискивая эти, почти стертые следы ее рук. И постучать решился не сразу. И даже почти отступил, испугавшись вдруг, хотя бояться было нечего. И на стук не отозвались, и тогда Нат решил, что его не ждут и не желают видеть и это хороший предлог, чтобы уйти.

Он найдет себе другую девушку. Сама мысль об этом показалась предательством, и Нат зарычал, ее отгоняя. А окно открылось.

– Нат! – Нира схватила его обеими руками за плечи. – Нат, ты… ты сумасшедший!

Она дернула его на себя, и Нат не удержался, в комнату вкатился кубарем. Что-то сбил. Зазвенело. И грохнуло. Нира испуганно оглянулась и, схватив его за руку, толкнула к шкафу:

– Сиди смирно!

Он же хотел сказать, что не безумен. В его роду уже лет триста как не отмечали случаев безумия. Не успел. Дверцы шкафа закрылись.

– Нира! – Голос миссис Арманди заставил Ната замереть. – Что случилось?

– Ничего… я вазу уронила… случайно… окно хотела открыть, а она взяла и…

– Нира, господи, Нира, когда ты научишься вести себя нормально? Зачем ты полезла к окну?

– Здесь душно, мама… я хотела воздуха… ты же запрещаешь мне гулять…

Нат пошевелил пальцами, возвращая им прежний вид. В шкафу было любопытно: множество запахов, которые переплетались друг с другом в сложный узор чужой жизни. Шелк, и аромат холодный, легкий, а у атласа – тяжелый… кажется, шерсть. Шерсть пахнет очень хорошо, и до нее Нат дотянулся, зарылся носом в мягкие складки…

– Мама, я устала здесь сидеть. Я ведь ничего не сделала! Я…

Дверь захлопнулась с резким звуком, в котором Нату почудилось раздражение. Ключ провернулся дважды.