Разбой - Петр Воробьев

– И вот о чём вспомним, – Поволян прицелился в направлении начавшего набирать высоту и отставать разбойничьего корабля и щёлкнул фотокитоном. – Тебе скоро перед тингом свидетельствовать, и теперь точно никто не скажет: «Да что её слушать, она никого даже ещё толком не убила»…

«Над образом надо работать», – вспомнил Вамба, держа пахнувшую озоном и горелым пластиком тиванскую воительницу в объятиях.

– В долю вошли Волын, Кильда, Бирка, Обу, и Альдейгья – Волын в треть, прочие по одной шестой, – рассказывал венед, обвешанный оружием весомой судьбы: меч Кеннехада, лук Пальнатоки, лагунда собственная.

– А где ж ещё шестая? – спросил Осеберт историк, схоласт мистерии папирусного дракона, вооружённый пока безымянным и ничем не прославленным мечом.

– Понятно, что и этого не напишут в дённике. «Встречная мошна», – судя по тону, Самбор повторил чьи-то слова.

– Что? – не понял схоласт.

Аэровагон тряхнуло на стрелке.

– Битек Вихратович, старшина золотой сотни Альдейгьи, разбрюжался, мол, если вы об этом замысле так радеете, одну шестую золота найдёте и вложите сами. Он почти вмиг до того нас же поддержал, мол, каждый токамак – это как маленькое солнышко? Поволян говорит, «Идея та же. Я хотел уточнить, в чём различие, да Сеймур меня что-то за плащ потянул: «Молчи». Старшина себя по поясу хлоп: «Вот оно-то нам и надо, зиму одолеть»! Кошель на поясе звяк, так он, верно, тогда же и придумал про встречную мошну. Да русал[247]с ней, с шестой частью, что мне, в самом деле, торговаться за неё? Я бы ради такого даже семейный аэронаос продал, если б его до меня уже не продали. Собственно, почему мы здесь. Пока Сеймурова ватага переделывает двигатели, а сатисские схоласты выполняют заказ на части для токамака, мне, электрику, на «Гулльвейг» делать считай что нечего. Так мы со товарищи, кто тоже пока без дела, и решили подзаработать. Померанцевые схоласты пошли искать «Родителя чудовищ» на пупындрах[248]с эхолотами…

– А на что вам Кальмотов аэронаос?

– Там одного альвского золота по слухам было несколько пудов. Это померанцевые, а мы с хрустальными да бирюзовыми к вам. И за номисмы, и дружественному мистериону помочь, и мне в Бунгурборг почти по дороге.

– А в Бунгурборге что?

– Там уже очищают висмут и стронций. Свезём в Щеглов Острог, туда же – расчёты и чертежи, а они сработают статоры для сверхпроводящих обмоток. Может, по пути найдём ещё какую работу.

– Слух есть, йомсы в обиде, что подкрылышей у них отбиваете…

– Наоборот, Йомсборг обещает подкинуть ещё заданий. Они не справляются – больно много нынче разбоя.

– Верно, – историк кивнул. – Мало того что чёрных археологов развелось, хоть на каждый курган охрану ставь, с недавней поры по тем же слухам ещё и красные завелись.

– А это ещё что?

– Красные плащи с чёрной загогулиной, роются больше на ледниках и в старых метеоритных кратерах, при случае могут живьём сжечь. Ну, насчёт этого точно гонят.

Самбор покачал головой:

– Похоже, я таких встречал. И как раз с огнемётом.

Шум в аэровагоне усилился – звук отражался от скалы слева. На светлых камнях, кто-то потрудился художественно изобразить чёрную строку письмён: «Кто такой Стейнглад»? Ответ красовался на той же скале, красным и поаляповатее, зато рунами в два раза выше: «Тролль, лжец, и девственник».

– «Детоубийцу» забыли, – неожиданно резко сказал Самбор.

– Что? – удивился Осеберт.

– Здесь над ним кто хихикает, кто вообще чуть в провидцы не заносит, а надо бы как раз не Кальмотовым, а уже его именем детей пугать, тем паче, он сам его чурается!

– Странно, а по асирмато вроде дельные вещи говорит. «Вы пожертвовали дренгрскапром[249]во имя самоотречения».

– Я мог бы сказать, какое мне дело до того, что говорит детоубийца?

– А он вправду детоубийца?

– Его словом йомсы-клятвопреступники сожгли сиротский приют – куда ж ещё детоубийственнее?

– Погоди! О смертном известно постыдное, так он и правды сказать не может? Риторы учат, что это логическая уловка!

– Так. Только будь Стейнглад хоть гутанский отшельник, всё равно отводит глаза, что твой тролль.

– Но часть-то у него правильно! Действительно ведь всё наше развитие за последние несколько веков – заслуга не каких-нибудь бондов, что в земле копаются, или рыбаков, что как до Фимбулвинтера треску из моря таскают, как и таскали… А изобретателей, схоластов, промышленников, и их не так много! Ты-то, как потомственный аристократ, должен понимать?

– Как аристократ, я как раз потомственный тот самый, кто копался в земле. Ну, и изредка в донях или на бодричанах грабил таких же копателей. Стой, так далеко в прошлое и лезть-то не надо – дедушка Собко был агрономом, сам ходил за безоткатным плугом и за жнеёй-молотилкой. А все изобретатели, схоласты, и так далее – мы потому и можем себе позволить эргастерии с мистерионами, что один бонд кормит десятерых схоластов!

– Да, но он только потому и может десятерых прокормить, что схоласты придумали удобрения, вывели ячмень сам-десять, придумали перед посевом… что они там делают перед посевом…

В отличие от Самборова дедушки, Осеберт не был знатоком агрономии.

– Обогревают и протравливают против твёрдой головни и корневой гнили, – помог Самбор. – Вот! Схоласт нужен бонду, бонд нужен схоласту! А все Стейнгладовы речи – «никто никому не в помощь, я своё и так возьму» – ложь! Если всяк повадится своё брать, всё снова будет, как в тёмные века! Мало ещё кроют твоего Стейнглада!

– Гвоздят его, – не признавая, что убеждён, сказал историк. – Но не всё ж справедливо. Даже та надпись… Ладно, тролль, ладно, лжец… Но девственник-то почему?

Самбор слегка повеселел:

– Ну, он же говорит, ему никто не в помощь, сам себя берёт за своё, и…

Осеберт невольно улыбнулся, но всё равно не сдавался:

– Но признай хоть, что про самопожертвование он правильно говорит! Община заставляет достойных жертвовать собой ради недостойных! «Из самораскрытия и самопожертвования, нельзя выбирать самопожертвование»!

Вагон снова тряхнуло, свист ветра приутих. Впереди показалась ещё одна скала. На южном склоне снег успел полностью стаять, обнажив траву, мох, и кусты. Самбор фыркнул:

– Да нет такого выбора! Это как раз тоже логическая уловка. Читал, как на тинге Поволян опозорил Рагаллайга? «Топорищем промеж ног, или волчьи зубы в зад»? Про это-то дённик писал?