Тьма уже внутри - Алана Русс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сфинкс приковыляла к дивану. Безжизненное тело мужчины, лишенное души, лишенное искры Хаоса, отталкивало. Изучать его было неинтересно, но Мут пересилила себя и присела рядом. Протянула лапу.
Тело было невредимым. Ни царапины. Это хорошо. Не будет дыр, а значит, не придется растрачивать энергию впустую.
— Пора начинать, — прикрыла глаза сфинкс, и едва лапа коснулась смуглого лба, крохотные искорки побежали по всему телу, образуя вокруг Его Солнечного Величества сияющее поле.
Крепкая мужская грудь секунда за секундой наполнялась жизнью, рожденной по ту сторону материи, а значит все шло правильно. Еще немного, и слияние завершится.
Прекрасно. Одним голосом меньше. Один груз с плеч.
Мут отпрянула, отпустив потоки, и напряженно прислушалась. По-прежнему тишина. Только мерное дыхание спящих кошкотов, да подруги Создательницы.
— Очнулся? — смерила сфинкс взглядом императора, веки которого дрогнули, а с уст сорвался вполне натуральный стон. — Вот и славно.
Мут рывком поднялась и, кажется, от злости и отвращения к себе у нее перекосило лицо, а верхние слои облика сместились. Перед глазами помутнело.
Сфинкс отвернулась от едва приходящего в сознание мужчины и приложила лапы к щекам. Если сейчас ей не удастся усмирить бурю внутри себя, все насмарку пойдет!
Мут выдохнула, вдавив лапы в лицо сильнее. Еще немного, и она наверняка выпустила бы когти, сорвав с себя опостылевшее, чуждое обличие. Но старушечье лицо прекратило оплывать словно воск, а зрение вернулось.
— Создательница! — прочистив горло, громко позвала сфинкс и толкнула дверь, упершись взглядом в девушку на кресле в гостиной.
Ее аура плясала, словно языки пламени. Горела и искрились. На подобное проявление чувств Мут могла бы глядеть вечно, хотя ни у одного существа, подобного Создательнице, нет права, вечности.
Но сейчас жизненные токи девушки напоминали пламя, что трепыхалось в костерке у хижины в кошкотской деревне и, кажется, Мут познала еще одно досель неизвестное чувство: желание вновь обрести дом. Вернуться в прежнюю жизнь.
И тогда, больше никаких тревог. Она не станет больше ввязываться в забавы сильных. Нет. Найдет себе место и будет жить, как и прежде.
— Создательница, — повторила сфинкс, и впрямь вернув себе привычный облик, безопасный облик. Облик немощной старухи с телом льва.
— Что такое?
— Император, — коротко кивнула Мут и отвернулась. — Очнулся.
— И как давно ты во всем этом варишься?
Я обернулась, скрывая широченную, вот уже несколько часов как одолевающую меня улыбку. По Брановской кухне мне прямо-таки порхалось. И даже статус «многодетной» мамаши-создателя уже не раздражал и не заставлял, в панике вырывая волосы, отгонять кошкотов от всех бьющихся и ломающихся предметов в квартире.
— С тех пор, как попала на допы Брановские, — ловко распотрошила пучок почти свежей и лишь местами пожелтевшей петрушки в кастрюлю с бульоном.
— Своеобразный у него образовательный подход, конечно, — хмыкнула Оксана, сидя у кухонного стола и попивая из пластиковой бутылки Серёгино варево.
— Зато действенный!
Мы еще несколько секунд глядели друг на друга с серьезными минами, а затем расхохотались.
— Ясно теперь, почему ты от него без ума, — подытожила подруга, отсмеявшись и снова отпив. — Парень со странностями? Заверните, я беру!
— О странностях я сама недавно узнала! — возмутилась и только потом поняла, что сперва стоило все же первый Оксанкин тезис опровергнуть.
Подруга хитро сощурились, поймав меня с поличным.
— Вернее, то, что он Укротитель, узнала сразу, — поспешила оговориться, — а обо всем прочем, как и ты, вчера.
— Так я и говорю, на обычную серую посредственность ты бы сроду не запала. При всей своей эксцентричности даже Быков тебе, как то самое пальто, что вечно не то.
— Ну, ты загнула, матушка! — закатила глаза я. — Никитка же тупой, как…
— Не тупой, а ленивый, — хохотнула Оксана. — Но глаз на тебя еще с первого курса положил. Об этом все знают.
— Все, кроме меня, очевидно, — отмахнулась я. — Но спасибо за непоколебимую веру в мои обольстительные способности. Приятно, конечно, слышать, что хоть кто-то на меня что-то там положил.
— Двусмысленность этой фразы просто зашкаливает, — протянула Оксанка, с видом мыслителя подперев голову. — Но как по мне, так уж лучше Быков, чем извечный круговорот шибздеца. Или этот Миша твой блондинистый. Тоже вариант неплохой.
— Так а Миша тоже… того, — состроила я виноватую рожицу. — Тоже создает круговорот. Он как и я слышит все эти Хаосы.
— Ну-у, — натурально расстроилась подруга. — Жалость-то какая. Нормальных мужиков и не сыщешь теперь. Тогда голосую за Никитку.
Я промолчала. Ясное дело, Оксана просто развлекается. Она вообще после обновления ауры была немного странноватая. Такой я ее только на вечере посвящения в первокурсники видела: хмельную и несущую все, что в голову придет.
У меня же сегодня из головы лишь одно все никак не шло.
— Кажется, он расстроился вчера, — с тоской глянула я на клочок серого неба в окне. — Или разозлился. Я так и не поняла.
— Бранище твой?
— Угу. У него такой взгляд был, когда…
— Так император все же поцеловал тебя? — с сочувствием покачала головой Оксана. — У-у-у… вот так ситуация.
— Не то слово. Но я ж не виноватая! — приложив руку к груди, вытаращила я глаза. — Айтер считает меня своей Мирель! Считал, вернее. Вот и…
Я обреченно махнула рукой.
Ян вчера так и не уснул, хотя Сергей предлагал ему надувной матрас развернуть. Аспирант отказался. Засев на кухне, он просто уткнулся лбом в стол и лежал, не говоря ни слова. Не ел вместе с оголодавшими кошкотами, не пил.
Марта, разумеется, покрутилась возле него, поопекала, поохала, но не выдержала: уселась на кресло в гостиной и спустя несколько минут уже клевала носом.
Я же уснуть так и не смогла. Да и остальным невольным обитателям аспирантской квартиры, заполоненной матрасами, не до сна было.
Айтеру пришлось объяснять все происходящее куда дольше, чем кошкотам. Он хмурился, гремел браслетами и вновь хмурился, переспрашивая и уточняя.
Единственная, кому он согласен был поверить, да и с кем вообще соизволил говорить, была я. Радости мне от этого выдалось с гулькин нос, но выбора не было. У Джахо усы нервно дергались, стоило ему лишь завидеть императора в солнечных одеждах. Шани косилась с меньшим остервенением, но подходить ближе, чем на расстояние вытянутой лапы, тоже не рисковала.
Одна лишь Мут проявила куда больше понимания и мудрыми советами направляла мой рассказ, хоть и была непривычно нелюдимой и раздражительной.