Греческие герои. Рассказы Перси Джексона - Рик Риордан

Большая ошибка.

Аристей, прячась за кустами, последовал за ней. Он дождался, когда Эвридика удалилась на полмили от луга, затем выпрыгнул перед ней и заорал:

— Выходи за меня!

О чем только Аристей думал? Видимо, все дело было в том, что единственной ролевой моделью женщин для него была его мама Кирена, а она сентиментальностью не отличалась. Первого своего мужа она пленила, когда убила льва. Второго пытаясь отрезать тому голову. Может, Аристей решил, что, если будет действовать агрессивно, Эвридика наконец его заметит.

Она его заметила, о да. С криком девушка бросилась прочь.

В девяти случаях из десяти, когда кто-то вдруг прыгает на вас с воплем «Выходи за меня!», позвать на помощь и убежать — это отличная идея. Но для Эвридики было бы лучше, если бы она просто врезала Аристею по лицу. Он все-таки был богом сыра, он бы наверняка расплакался и поспешил скрыться.

Но Эвридика запаниковала. Она не видела, куда бежит, и рванула прямо через высокую траву, угодив в гнездо ядовитых змей. Гадюка впилась клыками в ее лодыжку, и молодая женщина рухнула как подкошенная.

К тому моменту, когда Ариетей ее нагнал, Эвридика уже посинела. Он заметил отползающих от нее гадюк — самых ядовитых из всех змей Греции. Ее яд наверняка уже достиг сердца Эвридики.

— О, жала пчел, — пробормотал Ариетей.

Он был не самым могущественным богом. Наверное, он мог спасти ее, обратив в королеву пчел или в аппетитную головку мюнстерского сыра, но, прежде чем он успел что-то предпринять, неподалеку раздался голос Орфея, зовущего жену по имени. Должно быть, музыкант услышал ее крики.

Аристей не хотел, чтобы его обвинили в смерти Эвридики. Иначе никто больше не купит на базаре его мед и сыр! И он трусливо бежал.

Орфей нашел тело возлюбленной. Его сердце было разбито. Он прижал ее к себе и заплакал. Песней музыкант попытался вернуть ее к жизни. Когда это не сработало, он обратился к гадюкам, что собрались вокруг на звуки его голоса, чтобы те укусили его и он смог бы отправиться за женой в Царство Мертвых. Змеи лишь посмотрели на него: «Нет, ты нам нравишься.Ты красиво поешь».

Плохо понимая, что происходит, Орфей похоронил Эвридику на лугу, где они пережили последние счастливые мгновения вместе. Затем Орфей взял лиру и пошел куда глаза глядят, изливая горе в музыке.

Несколько дней подряд он пел так, что у всех разрывались сердца. Вспомните самый грустный момент своей жизни, а теперь представьте, что эта грусть увеличится в сотню раз. Вот так бы музыка Орфея воздействовала на вас.

Целые города рыдали. Деревья сочились каплями сока. Облака изливались потоками соленого дождя. На Олимпе Арес плакал, уткнувшись в плечо Гефеста. Афродита и Афина сидели в обнимку на диване в пижамах, уплетали шоколадное мороженое и ревели. Гестия бегала по тронному залу, предлагая всем коробки с салфетками.

Орфей исполнил самое длинное и грустное соло за всю историю музыки. И пока он играл, никто ничего не мог делать. Весь мир скорбел, но и этого музыканту было мало.

— Смерть Эвридики несправедлива. Я отправлюсь в Царство Мертвых, — решил Орфей.

Когда кто-то из твоих близких умирает, это сложно пережить. Поверьте, мне приходилось терять друзей. И все же... большинство из нас учатся жить дальше. Иного выбора просто нет.

Орфей не смог отпустить Эвридику. Он должен был вернуть ее, и ему было плевать на последствия.

Возможно, вы думаете: плохая идея. Это точно плохо закончится.

Вы правы.

С другой стороны, я сочувствую Орфею. Я столько раз едва не терял свою девушку, что мне даже думать об этом не хочется. Если бы она умерла, я сделал бы все, что в моих силах, чтобы ее вернуть. Схватил бы свой меч, отправился бы во дворец Аида и... И, скорее всего, поступил бы так же необдуманно, как Орфей, за одним исключением — я бы не пел. Я не пою.

В Царство Мертвых ведет много путей — расселины в земле, выходящие на поверхность подземные реки, уборные Пенсильванского вокзала. Плачущая лесная нимфа указала Орфею на большой завал камней, что скрывал за собой туннель во владения Аида. Орфей сыграл на лире, и камни покатились в стороны, открыв крутой спуск в глубь земли.

Он шел во тьме, играя так чудесно, что ни один призрак или демон не посмел его остановить. Наконец он вышел к берегу реки Стикс, где Харон рассаживал свеженьких мертвых на своей переправе.

— Эй! — рявкнул Харон при виде Орфея. — Вали назад, смертный! Тебе здесь не место!

Музыкант затянул раздирающий душу кавер на «Daydream Believer».

Харон упал на колени.

— Это... это же наша песня! Я был еще совсем молоденьким и мечтательным демоном. Она была прелестной юной зомби. Мы... Мы... — он разрыдался. — Ладно! — паромщик вытер слезы. — Залезай! Не могу противостоять твоей жутко грустной музыке.

Когда они плыли через Стикс, печальные мелодии Орфея заставили нескольких мертвых душ выпрыгнуть за борт и развеяться в небытии. Может, им не нравились старомодные шлягеры.

У входа в Эреб Орфей ущипнул струну, и.железные ворота распахнулись, задрожав петлями перед мощью его лиры. Гигантский трехголовый сторожевой пес Цербер припал к земле и зарычал, готовый разорвать смертного нарушителя на кусочки.

Орфей сыграл заглавную тему из «Старого Брехуна». Цербер завыл и, скуля, перевернулся на спину. Орфей шагнул в ворота.

Он шел по полям асфоделей, пробуждая души своей музыкой. Обычно они представляли собой бессмысленно бормочущие серые тени, не помнящие даже, как их зовут, но песни Орфея всколыхнули в них воспоминания о мире смертных. На несколько мгновений они вернулись в человеческий облик и заплакали от счастья.

Звуки лиры достигли полей наказаний. Три фурии, самые беспощадные садистки Аида, забыли о своих обязанностях. Они сели в кружок и громко зарыдали, затем провели групповой психотерапевтический сеанс, где обменялись комплиментами огненным хлыстам и кожистым крыльям друг друга. Тем временем проклятые души получили передышку. Сизиф сел на своем холме, забыв о камне. Тантал мог наконец дотянуться до еды и напитков, но его слишком поглотила музыка, чтобы он это заметил. Ребята на дыбах растерянно спрашивали: «Эй? Меня тут вроде пытать должны? Есть там кто-нибудь?»

Орфей и во дворец Аида зашел, не переставая играть. Тяжеловооруженные стражники-зомби не попытались его остановить. Они последовали за ним по коридорам, сухо хныча, точно не могли вспомнить, как это: плакать.

В тронном зале царь и царица мертвых обедали. У Аида спереди на черных струящихся одеждах был желтый слюнявчик с омаром. Вокруг трона из костей были рассыпаны пустые панцири ракообразных. Персефона жевала подземный светящийся салат из дворцового сада. Ее платье было в желто-серых тонах, как спрятавшееся за зимними облаками солнце. Она сидела на троне, сплетенном из сухих ветвей гранатового дерева.

Увидев подошедшего к его трону нарушителя, Аид поднялся.