Долгожданная встреча - Шанна Кэррол

С этими словами Джако вышел из хижины. Увидев своего предводителя, Мануэль встал по стойке «смирно» и нервно закашлялся – он явно слышал разговор.

– Мануэль! – рявкнул Джако.

– Да, мой генерал!

– Я еще пока не генерал, – отозвался Джако, однако было видно, что он польщен столь неприкрытой лестью. – Но если все пойдет хорошо, я им стану в считанные дни. А ты, возможно, станешь капитаном. Что скажешь на это, а, Мануэль?

Мануэль засиял от гордости – еще бы, ведь он мог получить чин в формирующейся армии великой революции.

– Стать капитаном в вашей армии – большая честь для меня, сеньор.

– А если это такая честь для тебя, малыш, то смотри не выпусти тут кого-то ненароком, через эту дверь. Ты понял меня?

Побледнев, Мануэль яростно закивал головой.

– Я все понял, сеньор.

– Что ж, хорошо, – кивнул Джако, уходя.

– Джако!

Остановившись, бандит резко обернулся. В дверях, держась обеими руками за косяк, стоял едва живой Вэнс.

– Не забывай, что я сказал тебе, шакал! Тебе уже протягивали руку мира, но ты оттолкнул ее. – Джако по-бычьи наклонил голову, готовый ринуться в атаку на тореадора. – Чувствуешь озноб, малыш? – продолжал Пакстон. – Знаешь, что говорят про этот озноб? Что это шаги демона по твоей могиле!

У Джако был выбор. Он мог убить ненавистного сводного брата на месте, сразу же, а мог продлить его мучительную агонию. Выбор он сделал давным-давно, не знал только, как это произойдет. Но теперь, когда от брата исходила угроза, выбор опять встал перед ним. Ему нечего бояться угроз. Зато месть будет – слаще не придумаешь. Пакстонское отродье будет страдать так же, как страдал он, Джако, будет выть и кричать, а с этими воплями уйдет наконец безумие мести из его души. И все же… Отвернувшись от брата, Джако быстро пошел прочь. Неужто он в самом деле почувствовал озноб? Джако не был в этом уверен. Ну, может, совсем небольшой озноб, о котором и тревожиться-то не стоит.

– Помни! – донесся до него приглушенный крик Вэнса. Это слово подтолкнуло его в спину и закружило, словно пыль на ветру. «Помни!..» – Джако почувствовал себя ребенком, которого пугают. Но это пустое. У выродка рука ранена, а может, и сломана. Он не ел целый день. Скоро его свяжут, так что волноваться нечего. Нечего ему волноваться!

– Урсула!

– Да, сеньор.

– Что-то я не вижу Марселйны. Где она?

– Не знаю, сеньор. Мы говорили утром, а потом она пошла с американкой к реке.

– Но я же тебе велел отвести ее к воде.

– Она настаивала, сеньор, и сказала, что…

– Пошла вон! – взревел он, оттолкнув Урсулу. Оставшись один, Джако оглянулся на хижину. В дверях никого не было. Стало холодно, хотя солнце еще не село за горы. Джако поднял голову. Опять над ним кружит это привязчивое насекомое, словно хочет о чем-то предупредить. Разозлившись, Джако отвернулся от харчевни и почему-то направился к лавке. У дверей он задержался, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.

Внутри было пусто, лишь клубы пыли висели в воздухе, пылинки весело плясали в розовых солнечных лучах. Из задней комнаты вышла кошка и, зевнув, пошла куда-то по своим делам, развеять дневную скуку. Флорес, тщедушный владелец лавки, каким-то чудом сводящий концы с концами, несмотря на то что полки в его заведении давно пустовали, выскочил из своего жилища.

– Чего желаете, сеньор? – угодливо спросил он. Нацепив на нос очки, Флорес пригляделся к посетителю, – Увы, у нас не большой выбор. Надо бы съездить за товаром, но, знаете ли, Сан-Педро становится от меня все дальше, по мере того как я старею.

Джако, осмотревшись, проговорил:

– Мы завтра уезжаем, старик. С нами поедут и проститутки – они никогда не расстаются с парнями. Так что ты останешься тут один, нет, на пару с трупом американца. Кто заплатит тебе золотом за товары?

Флорес изобразил смех, больше напоминавший сопение.

– За товары? Да у меня на полках одна пыль. Кто же станет покупать пыль?

– И что ты будешь делать?

Старик уставился на него единственным здоровым глазом, сильно увеличенным толстой линзой очков. Второй, незрячий, был подернут белой пеленой.

– Что я буду делать? – переспросил он. – Умру с миром, сеньор.

Джако поморщился – уж больно неприятно было смотреть на полуслепого Флореса. Надо бы старику уехать отсюда вместе со всеми. Но зачем ему-то этот старик? Почему он не пошел прямо в харчевню? Ему следовало… Черт, опять этот озноб! Разозлившись, что на него так подействовала угроза Вэнса, Джако резко повернулся и вышел из лавки.

– Джако!

Джако обернулся: опять кто-то зовет его – из-за спины. Старик смотрел на него из полумрака пустой лавки.

– Скажи своим людям «нет»! Скажи солдатам великой революционной армии, что я продам им пыль. Да! Только пусть поторопятся – ха-ха-ха, – пока она у меня еще есть. – Флорес захлопнул дверь, а Джако быстро пошел к харчевне, но до его слуха еще долго доносились какая-то возня и выкрики Флореса, Он говорил сам с собой, выкрикивая: «Пыль для солдат! Ха-ха-ха! Пыль для солдат, солдаты для пыли…»

Старик, распахнув дверь, теперь уже незаметно следил за Джако, пока тот не скрылся за углом харчевни. Безумный хохот сменился приступом кашля, и тогда Флорес вернулся в лавку, отыскал где-то мешочек с табаком и сунул щепотку табака в рот. А потом снова выглянул в открытую дверь, ожидая еще раз увидеть Джако. Но на улице никого не было. Вздохнув, Флорес скрылся за истрепанными занавесками, за которыми имелась дверь, ведущая в его жалкое жилище. Выйдя из тени, Марселина вернулась к своему месту у очага.

– Ты все слышала? – спросил Флорес.

– Да, все, – кивнула она. – Он уезжает завтра, чтобы стать генералом.

– Если ты надеешься и дальше прятаться у меня, то это зря. Предводитель вместе со своими разбойниками непременно явятся сюда, чтобы выгрести остатки, а потом – чтобы отыскать тебя. А что может сделать жалкий старик, чтобы помешать им? Этой ночью я закопаю все, что представляет для меня хоть какую-нибудь ценность. Солдаты!.. Ха! Когда бандиты превращаются в солдат, воровство начинают называть реквизицией. Не вздумайте оставаться здесь, сеньорита.

Пожав плечами, Марселина подошла к задней двери, со скрипом дверь отворилась. Прямо перед ней на лазурной глади неба темнели сиреневые горы. Бежать ей некуда. Спрятаться тоже негде. «Да и что толку прятаться? – спросила она себя. – Разве могу я спрятаться от вины, тяжким крестом повисшей на мне? Я совершила страшный грех, мой сводный брат был моим любовником. – Она сдержала горькое рыдание. Слезы' уже не облегчали душу. Да их уже просто не было. – Теперь мои глаза, так же сухи, как песок, – думала Марселина. Ветер вздыхал над Северной тропой и над долиной. Будто пел надгробную песню любви и… смерти. – Марайя… Ох, мама!..» Марселина в отчаянии опустила голову, но вдруг… поняла, что надо делать. Джако все знал! Он нарочно разжег огонь любви и страсти в ее груди, отлично зная, что физические отношения между братом и сестрой греховны и преступны. Она отомстит'ему за предательство. Он должен поплатиться за свой грех. Марселина судорожно вздохнула.