Мятежный дух - Барб и Дж. С. Хенди

Вражеская орда целеустремленно продвигалась на север вдоль Восточного побережья Центрального континента. На заре Сорхкафарэ получил известие, что Беалаль Ситт уничтожен неведомой катастрофой. Главный город гномов в горах на границе с Суманской пустыней долго выдерживал осаду. Судя по разрозненным сообщениям, в катастрофе не выжил никто — ни осажденные, ни осаждавшие.

Силы врага казались неисчислимыми. И здесь, на западе, им могли противостоять только войска Сорхкафарэ — последняя преграда, которая не давала врагу повернуть вглубь континента, к Аоннис Лоинн — Первой Прогалине — дому и прибежищу народа Сорхкафарэ.

Снаружи послышался звук удаляющихся шагов. Наконец-то его оставили в покое.

Сон все не приходил, да Сорхкафарэ и не хотел засыпать. Мысленным взором он и сейчас видел тысячи бойцов, безжалостно убивавших друг друга под палящим солнцем. Он уже не мог распознать, кто кричит перед смертью — враг или союзник. Сегодня на той равнине он истратил и ярость, и даже страх.

Сколько их было — покрытых шерстью и чешуей, смуглых и светлокожих, тех, кто пал под ударами его копья и стрел… но они всё прибывали и прибывали. Одно изувеченное тело сливалось с другим… и запомнился только труп бешеного гоблина, который валялся у его ног, когда битва уже закончилась. Его длинный язык, вывалившись из собачьей пасти, распластался на пропитанной кровью земле.

Снаружи, в лагере, раздался крик, затем застонали — раз, другой. Раненым и умирающим пытались помочь, чем возможно, хотя это только прибавляло им страданий. Кто захотел бы прожить еще один день, подобный сегодняшнему?

Снова крики. Топот бегущих ног. Недолгий лязг стали.

Кто-то завозился у холщового полога шатра.

— Оставьте меня в покое, — пробормотал Сорхкафарэ, и не думая вставать.

Оторванный полог с треском отлетел прочь.

Оранжевый отсвет лагерных костров очертил темную человеческую фигуру. Лица человека Сорхкафарэ различить не мог. Тускло отсвечивали чешуйки стального панциря. Сорхкафарэ показалось, что кожа у пришельца смуглая, как у суманцев.

Он мгновенно насторожился.

На стороне вражеской орды людей воевало примерно столько же, сколько в союзных войсках. Большинство людей, примкнувших к врагу, было суманского происхождения. Неужели кто-то из них пробрался в лагерь незамеченным? Сорхкафарэ быстро сел.

На руке, придерживающей остатки полога, не хватало кисти — недавно отрублена. В другой руке не было никакого оружия.

С такой раной невозможно оставаться на ногах. Из глубины лагеря донесся еще один крик.

Калека бросился на Сорхкафарэ, испустив хриплое гортанное шипение — звук, исполненный безумия.

Сорхкафарэ перекатился к задней стенке шатра и выхватил боевой кинжал. Нападавший с разгону упал ничком на пустую постель. Едва он развернулся на одеяле, Сорхкафарэ нанес удар.

Кинжал вонзился в шею чужака, чуть выше края панциря. Суманец разом обмяк.

Сорхкафарэ выскочил из шатра. Огляделся, высматривая кого-нибудь из офицеров, чтобы сделать выговор за промашку внешней страже лагеря. Редкие крики затихали один за другим.

Самый ближний к шатру костер оказался погашен, только дымились угли. Погасли почти все факелы, и в лагере все заметнее сгущалась тьма. Луна — даже для зорких эльфийских глаз — светила еще недостаточно ярко, однако Сорхкафарэ показалось, что от шатра к шатру торопливо снуют какие-то тени. Тут и там раздавались странные сдавленные звуки либо краткий, сразу обрывавшийся крик. Между рядами шатров медленно и целеустремленно шагал одинокий силуэт.

— Сорхкафарэ… где ты был?

Сорхкафарэ был знаком этот голос. Голос, который действовал ему на нервы всякий раз, когда его обладатель открывал рот.

Кедмон, командир войска людей, сражавшихся под началом Сорхкафарэ… или того, что осталось от этого войска.

У Сорхкафарэ не было сил для очередного спора. Кедмон вечно первым задирал его. Он чересчур безжалостно обходился со своими солдатами и неизменно требовал устраивать ночные вылазки — после того, как его подчиненные провели весь день на марше.

Кедмон шагнул ближе, и Сорхкафарэ заметил на кольчуге рослого воина темные пятна. Командир людей не удосужился почистить доспех, но Сорхкафарэ его за это не осуждал. Зачем наводить глянец, если с рассветом им опять предстоит скакать во весь опор, либо отступать под натиском врага, либо драться насмерть с его бесчисленными ордами.

Кто-то вышел из шатра позади Кедмона, волоча за собой труп.

У Сорхкафарэ уже не осталось сил оплакивать тех, кто скончался от ран. Однако же этот неясный силуэт попросту швырнул мертвое тело в грязь и направился к соседнему шатру.

— Разве ты не видел, как они пришли? — спросил Кедмон. — Разве не слышал, как мы кричали, моля о помощи, когда солнце опустилось за холмы? Или вы сегодня разыскивали среди мертвых и раненых только… своих сородичей?

Сорхкафарэ вновь перевел взгляд на Кедмона. В темноте он едва мог различить его лицо — удлиненное, с крупным ртом и массивной нижней челюстью.

— Что за злобную чушь ты несешь? — отозвался он. — Мы не бросили никого, в ком сохранилась хотя бы тень дыхания! Всех унесли с поля боя, даже тех, у кого не было надежды дожить до утра.

Уродливый квадратный подбородок человека порос густой щетиной. Ниже, на шее, эта жесткая поросль казалась куда темнее. Стальной круглый шлем с бармицей куда-то делся, и гладкие черные волосы свободно падали на плечи, обрамляя бледное лицо. И блестели в темноте кровожадные, как у всех людей, глаза.

— Меня вы не унесли! — прошипел Кедмон, и речь его стала невнятней, как будто ему что-то мешало говорить. — Я еще дышал, когда зашло солнце… и явились они, и стали рыскать среди мертвых, выискивая тех, кого оставили вы.

Он шагнул ближе, на расстояние копья, и темное пятно на его шее влажно блеснуло.

Сорхкафарэ попятился.

Из зияющей раны на шее Кедмона сочилась кровь вперемешку с какой-то черной вязкой жидкостью. Той же смесью были испачканы рот и зубы.

И глаза Кедмона были так же бесцветны, как его мертвенно-бледная кожа.

— Я не могу остановиться… они не дадут мне остановиться.

Кедмон передернулся, напрягшись всем телом, и на миг крепко зажмурил прозрачные глаза. Неуклюже, дергаясь, он шагнул вперед… затем вдруг резко расслабил мышцы и, как был, с голыми руками бросился на Сорхкафарэ.

Тот весь подобрался, но кинжала не поднял.

Кедмону, как и всем им, слишком много пришлось увидеть за эти долгие годы непрерывных битв. Разум человека, судя по всему, не выдержал такого напряжения. Как бы глубоки ни были различия между людьми и эльфами, Кедмон все-таки оставался союзником, который отважно сражался бок о бок с Сорхкафарэ и его соплеменниками. Отец Кедмона погиб, когда их родное селение пало под натиском врага, прежде чем подоспели на помощь союзные силы. Кедмон тем не менее не дрогнул, воевал стойко и неизменно хранил верность союзу.