В министерстве двора. Воспоминания - Василий Кривенко

Возвращаюсь снова к Ванновскому. Ему удалось достигнуть распространения полной компетенции министра на два почти автономных главных управления, Артиллерийское и Инженерное, во главе которых церберами стояли генерал-фельдцейхмейстер Михаил Николаевич и генерал-инспектор инженерной части Николай Николаевич старший. Великие князья, пользуясь своим исключительным положением, бронировали эти два огромных управления от непосредственного влияния военного министра. Ванновский повел решительную атаку. Николай Николаевич, больной и не в милости у царя, не был опасен, зато «дядя Миша» представлял собою крепкий оплот артиллерийской позиции; однако маленький, седенький генерал с остро-строго блестящими очками победил величественного великого князя, заставил его капитулировать.

Справившись с военно-удельным, так сказать, периодом, Ванновский стал править министерством вполне самостоятельно. Из всех министров, избранных Александром III, он дольше всех оставался на своем посту, перейдя от отца к сыну, с которым работал три года. Помню, как Петр Семенович был неприятно поражен неожиданным увольнением гр. Воронцова-Дашкова. Он чувствовал, что и ему при сложившихся обстоятельствах не усидеть на месте, стал проситься на покой. Его не пускали.

При Николае II великие князья, так боявшиеся Александра III, подняли голову, стали вмешиваться в дела. Ванновский старался их не допускать, но поддержки в этом отношении у Николая II не находил. Безответственное влияние стало все более и более расти, действуя разлагающе на установившийся правопорядок. Не имея возможности справиться с великими князьями, Ванновский усиленно стал просить отпустить его на покой. Он советовал назначить министром генерала Обручева, а на его место, начальником Главного штаба — Куропаткина, который тогда начальствовал Закаспийской областью. Ванновский находил, что последнему необходимо еще получиться, ранее чем принимать министерский портфель. Такая комбинация была принята. Обручев был уверен в своем назначении министром, но неожиданно непосредственным заместителем оказался Куропаткин. Обиделся Ванновский, а еще более Обручев; он тотчас же подал рапорт об освобождении его от должности начальника Главного штаба. Обручев совмещал эту должность со званием члена Государственного совета.

Болезнь и смерть Александра III. Манифест о вступлении на престол. Перевезение тела императора. Отношения Александра III к дворцовому хозяйству. Новое царствование. Коронация 1896 года. Бюро корреспондентов. Н. И. Оприц. А. П. Аршеневский. Ходынка. «Русская неделя» во Франции. Отставка гр. Ил. Ив. Воронцова-Дашкова.

Могучая фигура Александра III ярко свидетельствовала о физической его силе. По рассказам гр. Воронцова-Дашкова, в близком кружке к императору несколько человек отличались незаурядно развитыми мускулами, упражнялись в поднятии тяжестей и в других гимнастических манипуляциях. Только один Владимир Алексеевич Шереметев мог соперничать с Александром III в этом спорте. Жизнь вел царь в гигиеническом отношении правильную, излишествам никогда не предавался, женился рано и семьянин был примерный, алкоголем никогда не увлекался — вина пил немного, ежедневно делал пешком большие прогулки и, кроме того, нередко пилил дрова, разгребал в парке снег. Однако ни могучая структура, ни правильный режим не гарантировали здоровья. На сорок девятом году от рождения Александр III стал заметно таять. Летом 1894 года в Петергофе отпраздновали свадьбу великой княжны Ксении Александровны с [великим князем] Александром Михайловичем; в местном театре, художественно декорированном снаружи трельяжем, состоялся парадный спектакль. Когда император вошел в ложу, то соседи мои и я были поражены его болезненным видом, желтизной лица, усталыми глазами. Заговорили о нефрите.

Лечил царя профессор Захарьин, причем он только наезжал из Москвы, при дворе же постоянно оставался ассистент его Попов. В бытность Александра III наследником, а затем и по воцарении, постоянным домашним врачом состоял лейб-хирург[192] Гирш, весьма почтенный человек, но мало популярный доктор. Уверяли, будто император дал ему такую аттестацию: «Он знает, когда нужно позвать врача». Осенью 1894 года двор предполагал задержаться в Беловеже, но Захарьин настоял на переезде в Крым, в Ливадию, откуда зимой намечен был дальнейший южный этап — Корфу.

Болезнь почек, однако, развивалась усиленным темпом. Гр. Воронцов-Дашков вызвал меня по делам в Крым в самом начале октября.

В Ливадии ходили повеся нос, толковали о поездке в Корфу и о сопряженных с этим неудобствах в ходе государственных дел, предполагалось организовать нечто вроде регентства. Я остановился у Плеца в Ореанде и пробыл всего три дня.

Среди служащих, в связи с болезнью государя, шли разговоры о выгодной позиции, занятой неожиданно новым управляющим генералом Евреиновым, заменившим Плеца. Очень прилежный, исполнительный делопроизводитель канцелярии Военного министерства, офицер Генерального штаба, мягкий человек, по рекомендации Гудима-Левковича назначен был в Ливадию. Канцелярская деятельность вредно стала отзываться на здоровье, и он принял должность, казалось, совершенно не соответствовавшую прежней кабинетной его деятельности. Немудрено, что не все у него шло гладко, хотя он и проявлял лихорадочную хлопотливость, стремился уследить за всем. Дух дворцовых порядков ему был мало известен, и он своими распоряжениями нередко попадал впросак. Болезнь императора неожиданно помогла Евреинову укрепить свое положение. Узнав, что Александру III опротивело дворцовое меню, он простодушно предложил доставлять ему стряпню своей кухарки, предложение приняли, государю понравились простые блюда, императрица не знала, как и благодарить генерала.

Впоследствии, при Николае II, или, вернее, «при Александре Федоровне», у Евреинова стали выходить неприятности, пришлось искать иного прибежища. Императрица Мария Федоровна не забыла ливадийских услуг ее покойному мужу и устроила милейшего хлопотуна Евреинова почетным опекуном.

Перед самым моим отъездом Воронцов как-то нерешительно сказал мне: «Все в руках Божиих, быть может, государь и не поправится, надо бы подумать о манифесте… Вы в Петербурге займитесь этим и по телеграмме немедленно выезжайте сюда». При императоре не было и признака какой-нибудь организации в виде секретариата, хотя бы для регистрации докладов, поступавших в обилии ежедневно. Он сам должен был разбираться в куче бумаг, наблюдать затем, чтобы не залеживались, запечатывать в конверты и через камердинера отдавать фельдъегерю, который и доставлял по назначению пакеты. Неудобство такой системы особенно давало себя чувствовать при долговременных отсутствиях императора из Петербурга; не было лица, к которому можно было обратиться за справками по докладам. Видимо, и цари, и министры боялись учреждения должности активного статс-секретаря его величества, боялись потому, что при самодержавии он силою вещей легко мог превратиться во временщика. Существовала Собственная его величества канцелярия. Казалось бы, это учреждение специально предназначено было для выполнения секретарских функций, но в действительности она занималась совершенно непроизводительным делом проверки представлений к наградам гражданских чинов, являлась Инспекторским департаментом гражданского ведомства. Статс-секретари его величества, вместо исправления наделе секретарских обязанностей, занимали различные видные государственные посты, и самое звание статс-секретаря обратилось в почетный титул, и только[193].